Демоны ее прошлого
Шрифт:
— Нет.
— Нет, — повторил он. — Разве только немного. Ястреб давно напрашивался. Многие в «Огненном Черепе» хотели бы его проучить, но не многие смогли бы это сделать. И я ему ничего не сломал, не волнуйся.
— Я и не волновалась. О нем.
Лишнее уточнение. Совершенно ненужное.
Взгляд Оливера неуловимо изменился, а Нелл сделалось еще неуютнее, чем в том темном зале, пропахшем кожей, потом и мускусной горечью всеобщего возбуждения. Этот запах щекотал ноздри и будоражил кровь, заставляя сердце биться быстрее. Разворачивающееся за канатами действо завораживало
Она вспомнила, что чувствовала, пока Оливер был на ринге, как вздрагивала всем телом, будто ощущала достававшиеся ему удары, закрывала глаза, чтобы не видеть, и тут же открывала, чтобы ничего не упустить, как злилась на каких-то идиоток, радостно прыгающих рядом и не испытывавших ни капли сочувствия к дерущимся, пусть бы те хоть убили друг друга. Милорда Райхона за все это, вопреки здравому смыслу, хотелось хорошенько стукнуть. А еще за то, как он сейчас смотрел на нее.
— Достаточно. — Она отобрала у него намокшее полотенце. — Доставай свой бальзам.
— А ты…
— Покурю пока.
Если он решил, что она сбежала от продолжения разговора, то почти не ошибся.
ГЛАВА 15
Нелл снилась ферма.
Первый день.
Накрытый овечьими шкурами топчан, и то, как она лежала на нем, уткнувшись носом в свалявшуюся пыльную шерсть, и слушала доносившиеся из соседней комнаты голоса. Один был ей хорошо знаком: случалось, она по месяцу не слышала иных звуков, только этот голос, красивый, мелодичный и такой же холодный, как ледяные глаза беловолосого нелюдя. Второй тогда был еще чужим. Резким, грубым, но таким живым, что Нелл во что бы то ни стало хотела взглянуть на того, кому он принадлежал. На человека. Пусть этот человек и грозился вышвырнуть ее из своего дома.
— Делай что хочешь, — не спорил с ним эльф.
— Думаешь, я шучу, Илдред? Мне не нужны полудохлые девицы.
— Это временно.
— Естественно, временно. Сегодня она полудохлая, а завтра скопытится окончательно.
— Похоронишь, — ответил Илдредвилль равнодушно.
Нелл не злилась на него. Во-первых, этот эльф всегда равнодушен, иные интонации ему не давались, во-вторых, на злость уже не осталось сил. Они покинули ее еще на станции, сразу же после перехода в богами забытый городок на юге королевства. Ноги подломились, кровь пошла носом, горлом — желчь. Конечно, теперь она похожа на завтрашний труп. Но это лишь кажется. Она не умрет. Хорошо это или плохо, но уже не умрет.
— Не буду я ее хоронить! — взвился человек. — Делать мне больше нечего. Завезу на межу, ночью спустятся с гор волки… Не веришь?
— Не верю, — сказал эльф.
Это были его последние слова.
Хлопнула дверь, и Нелл поняла, что Илдредвилль ушел. А она осталась.
— Лежишь? — спросил у нее вошедший в комнату хозяин. Нелл забыла, что хотела на него посмотреть, и закрыла глаза. — Как належишься, проваливай отсюда.
Она так и сделала. Полежала еще час или два, поднялась, вышла из дома и пошла по пыльной дороге к зависшему у горизонта солнцу. По обе стороны дороги рос виноград, но грозди были мелкие и совсем зеленые и не стоили того, чтобы ради них останавливаться. Останавливаться было нельзя, нужно было дойти куда-нибудь до наступления ночи, до того как появятся обещанные волки. Не то чтобы она боялась умереть, но предпочла бы другой конец зубам хищников…
— Снова лежишь? — вздохнули над головой, когда она, обессилев, присела на обочину и завалилась в пыль. — А шла куда?
Она приподнялась и показала на солнце, спрятавшееся уже наполовину.
— Ясно, — сказал человек. Поднял ее и понес в другую сторону, к дому, от которого, как оказалась, она отошла всего на сотню ярдов.
— Может, сразу на межу? — прошептала она.
— Далеко, не дотащу. Утром лошадь возьму и завезу.
После он часто припоминал то обещание, когда сердился на нее в шутку или всерьез. Грозился, что возьмет-таки лошадь и завезет.
Но это — после. А тогда и сейчас в своем сне-воспоминании она прижималась щекой к его плечу и жмурилась, чтобы не заплакать, потому что не знала и не знает, как ей жить теперь и что ждет ее впереди.
Плечо было жестким, но на диво уютным…
— Боги, какой ты неудобный, — сонно пожаловалась Нелл. Осторожно повертела головой, разминая затекшую к утру шею, и застонала. — Твердый и неудобный.
— То-то ты каждую ночь норовишь на меня забраться. Думаешь, если меня как следует помять, я стану мягче?
— Я не… — начала она, увидела смешинки на дне прищуренных черных глаз и отвернулась. И правда ведь, хоть баррикады из подушек возводи, во сне все равно переберется к нему, устроится на плече, ногу забросит. — Не каждую, — буркнула в сторону. — Я не остаюсь у тебя каждую ночь.
— На все твоя воля.
Бальзам и впрямь оказался чудодейственным, за ночь с лица Оливера практически сошли синяки, что заметно улучшило настроение милорда ректора. Нелл бальзамом не мазалась, причин радоваться новому дню не видела и оценить невнятные шутки не могла.
— Еще сердишься из-за вчерашнего?
— Нет, — ответила она честно. События минувшего вечера смазались, утратили остроту, и, если не вспоминать специально, вскоре уйдет и неприятное чувство, занозой засевшее меж ребер после посещения клуба.
— Надеюсь, сегодня у меня получится исправиться.
— Если угостишь кофе. — Нелл вымучила улыбку.
— Обязательно. И завтраком накормлю. Но я говорил об опере.
Стоило усилий сдержать рвущийся из груди вздох.
— Послушай, — она дотронулась до плеча Оливера, заодно убеждаясь, что прикосновение к побледневшему кровоподтеку не причиняет боли, — эта затея…
— Такая же глупая, как острова и «Огненный Череп»? — перебил он хмуро.
— Нет, вовсе нет, — запротестовала Нелл, когда нужно было согласиться, и на этом разговор наверняка закончился бы. — На островах было замечательно. Но… я на солнце обгораю и плавать не умею…
— Прости, — вздохнул Оливер. — Я не знаю, что тебе нравится, а то, что нравится мне, тебе неинтересно. И правда, не стоит тратить целый день, чтобы в конце его выяснить, что ты терпеть не можешь оперу. Спасибо, что сказала сразу.