Демоны римских кварталов

Дышев Андрей Михайлович

– Но я не имею права продавать лекарства без показаний!

– Я же не требую от вас наркотика, сильнодействующего или ядовитого препарата. Я прошу у вас всего лишь безобидное сердечное средство. Таково свойство моего организма. Я поддерживаю в себе жизнь только строфантином!

– Но вы же… – замялся врач, – вы вовсе не производите впечатления больного, страдающего сердечной недостаточностью.

– Не спорьте с ним, – посоветовал Адриано, вдруг перешедший на сторону Влада. – Мы никому не скажем, что получили от вас лекарство. А вы скажете, что вызов был ложный. Возьмите сто евро, но если

вы считаете, что этого мало, я дам вам еще сто. Или вы хотите тысячу?

– Я ничего не хочу, – обиженно произнес врач, но все же раскрыл свой чемоданчик, недолго копался в нем и выложил на стол, рядом с бутылкой гранатового Barolo, коробку с ампулами и упаковку шприцев. – Только если это вам во благо…

Он вышел.

Дверь осталась незапертой.

Влад сел на диван, вскрыл ампулу, наполнил жидкостью шприц.

– Отвратительная процедура, – произнес он, стиснув зубы.

– Я не могу на это смотреть, – признался Адриано и отвернулся к окну, за которым в свете прожекторов мерцал изморозью круг Инь—Ян.

ГЛАВА 42

И снова закружилась перед глазами выжженная земля, пропыленная зелень олив, серые кубы домов и ленты городских стен – все ближе, ближе, пока не накрыло темным, пропахшим кислым тестом и золой жилищем, и лопатки уперлись в жесткую рифленую циновку.

Влад вскочил на ноги. Ему показалось, что движения его замедленные, будто все происходило в толще воды. Через маленький, суженный книзу оконный проем, крест-накрест перетянутый паутиной, пробивался солнечный свет. Жезу, раздетый до пояса, умывался, наполняя ладони водой из подвешенного кувшина, а мать стояла позади с серым платом в руках.

Влад не понял, как очутился во дворе.

– Вы с ума сошли, – сказал Жезу, вытирая лицо. – Римлян было в десять раз больше, чем вас. Кто этот умник, который приказал атаковать колонну? Иисус?

Влад не кивнул, но пожал плечами, впрочем, Жезу не увидел его жеста, потому как закрыл платом лицо.

– Я знал его как мудрого и осторожного человека, – продолжал Жезу. – Жаль, что так вышло. Я очень надеялся на его поддержку. Но тебе я по-дружески не советую связываться с зелотами.

Он надел рубаху, подошел к Владу и опустил руку ему на плечо. Некоторое время Жезу внимательно рассматривал его лицо, и в его взгляде угадывалось скрытое лукавство и веселье, как если бы он видел перед собой забавного фокусника.

– У моей матери совершенно прошла лихорадка и пропала опухоль на щеке, – сказал он. – Я приводил к ней лучших врачей, но они ничем не помогли. Скажи, как ты это сделал?

– Я дал ей лекарство.

– Мать говорит, ты дал ей горькое снадобье, похожее на затвердевшую соль. Но разве горькой солью можно вылечить лихорадку? Ты заставил ее поверить в себя, и эта вера вылечила ее.

Влад вздохнул. Он хотел сказать, что благодарить надо прежде всего антибиотик, но он не знал, как это объяснить Жезу.

– У тебя хорошо получается, – сказал Жезу, обнимая Влада и заводя его в дом. – Я буду рад, если мы будем вместе. Цели у нас одни. Ты хоть и зелот, но я тоже ненавижу римлян. Ты умеешь внушить веру в себя. У тебя красивое лицо и ясный взгляд. Если мы объединимся, за нами пойдет весь народ!

За

нами …

Они сели на циновку, скрестив ноги. Мать подала кувшин с вином, лепешки и миски с чечевицей. Жезу поднес миску ко рту, помогая плоской палочкой, при этом он не сводил глаз с Влада.

– Почему ты не ешь?

– Я… я хочу пить, – произнес Влад.

У него пересохло во рту, внутри все колотилось, словно его бил сильнейший озноб. Жезу поднял чашу с вином, сделал глоток и протянул ее Владу. «Сие есть кровь моя…» Влад отпил. Огонь растекся по его телу. «Я опять готов поверить…»

– Ты бледен и взволнован, – сказал Жезу. – Ты боишься идти за мной?

– Нет…

Он чуть не добавил: «Учитель».

– Не надо бояться. У меня другое оружие. Оно сильнее меча и копья. Оно сильнее огня и боевых колесниц. С ним считаются все, даже император. Это оружие называется верой.

Влад сделал глоток. Тонкие пальцы Жезу разломили лепешку.

– Если ты мне поможешь, я тебя хорошо отблагодарю, – продолжал он, маленькими кусочками отправляя хлеб в рот. – Еще немного усилий, и я стану полноправным членом синедриона. Каиафа будет вынужден прислушаться к моим словам. И тогда все будет по-другому…

Влад пытался рассмотреть правую ладонь Жезу, но тот держал в ней чашу.

– Поверь мне, я смогу повернуть вспять золотой поток. Я не позволю менялам набивать свои карманы. Деньги пойдут в иудейские города и селения! Все эти безжизненные холмы я засажу виноградниками! Там, где проживает много крепких мужчин, я построю мастерские и кузницы. Ты был в Иерусалиме? Город задыхается от нечистот, люди болеют, зараза косит целые дома! Я найду средства и вычищу его от смрада! Иерусалим будет благоухать оливковыми садами и розами! Я помогу нищим и больным, я буду выдавать им еду и одежду! И народ прославит Бога, который ниспослал им меня!

– Жезу… – Влад с трудом произнес это имя. Он даже поперхнулся, и Жезу тотчас протянул ему чашу. – Жезу, но чем я смогу тебе помочь?

– Ты сам поймешь. Главное, чтобы люди поверили в меня. Ты умеешь лечить намного лучше, чем все известные мне лекари. Этого уже достаточно, чтобы народ пошел за мной… – Он улыбнулся и поправил: – За нами!

Лицо! Это лицо! Этот заостренный подбородок, эти глубоко посаженные глаза, но не темные, как у большинства иудеев, а хищно-зеленые; эти утонченные руки, каждое движение которых напоминает взмах лебединого крыла: этот голос, тихий и проникновенный, похожий на гул пламени в печи…

– А где твой отец , Жезу?

Влад даже задохнулся от собственной наглости. Он спросил и едва не зажал рот ладонью. Жезу опустил глаза, нахмурился, хлебный мякиш расплющился в его пальцах.

– Мой отец…

И тут он поднял свои прекрасные глаза и ответил печально:

– А его как бы и нет.

– Но ты… знаешь, кто он?

– Конечно. А почему ты интересуешься?

– Я видел твою мать, а отца…

– Отец сделал свое дело, – резко оборвал Жезу. – И мне уготована тропа, протоптанная им. Я чувствую зов крови. Я знаю, что должен делать. Мой путь освещен солнцем и ознаменован луной. Бог дал мне разум и волю, он наделил меня силой и правом властвовать.