День без конца и без края
Шрифт:
Сестры прекращают игру, прислушиваются.
– Пойми же, Иван Николаевич ушел из Думы, сейчас он вроде безработного... Рвется в Сибирь, и под любым предлогом. Все решится на днях. Надо готовиться к переезду, - говорит тетя Феня.
– Но я теперь не могу ехать в Сибирь... Теперь...
– Почему?
– Ну, нельзя же бросить дом... Ивану Николаевичу легко - он шестой год как студент, по квартирам живет. И в Сибирь налегке поедет.
– Зачем же налегке? Езжайте все вместе. Я помогу
– А куда девать Иришу? Здесь ей полдня езды - и дома... А Филиппа? Он же больной! Его в Карлсбад везти надо!
– В Карлсбад? Но это больших денег стоит!
– Деньги Карташов даст. Филипп - талант, пойми ты. Ему нельзя без ухода, без надзора - он погибнет!
– Но Иван Николаевич?
– Что Иван Николаевич? Ивану Николаевичу за пятьдесят перевалило... Он человек выносливый, прекрасно приспосабливается к среде... И если хочешь знать - мы для него обуза. По крайней мере, на первый период.
– Тетя Феня, я еду с тобой, - говорит Муся.
– Ну и пожалуйста!
– вспыхнула мать.
– И ты тоже собирайся. Ну, чего смотришь?
– накинулась она на старшую дочь.
– Уезжайте все! Все!
– Мама, не шуми, - холодно произносит Ирина.
– Ты же знаешь - я поеду. Но только на практику. Подождем отца, а там рассудим.
Широкая сибирская равнина, по степной высокой траве на лошади скачет девушка. Она сидит без седла, по-мальчишечьи цепко обхватив голяшками бока лошади. Вот она подъезжает к небольшой, но глубокой, прозрачной речке и с ходу - в воду. Поначалу лошадь лениво цедит воду сквозь зубы, потом идет дальше и все дальше на быстрину. И вот уже плывет, вытянув голову и прядая ушами.
Муся стоит на ее спине, держась одной рукой за повод.
Когда лошадь, уже по колена в воде, выходила на другой берег, откуда-то из-за кустов рванулись к ней с лаем две рослые лохматые собаки. Лошадь шарахнулась в сторону, а Муся, все еще стоявшая на ее спине, упала в воду.
– Долой, долой, говорю! Фьють-тю!
– кричал на собак, подбегая к девушке, парень лет восемнадцати.
Собаки, замахав хвостами, смущенно отошли, лошадь остановилась на берегу и стала щипать траву, а девушка, сердитая и мокрая, чуть не плача, кричала на парня:
– Распустили тут целую псарню!.. Бросаются как бешеные! Если не умеете воспитывать собак, так держите их на цепи.
– Это не мои собаки. Пастушьи.
– А вы кто такой?
– Здрасьте! Я же к отцу вашему приехал с группой практикантов из Курганской лесной школы.
– А почему же вы здесь, а не в питомнике?
– строго спросила Муся.
– Ого! Да ты прямо как управляющий допрашиваешь.
– Во-первых, не ты, а вы...
– Ишь ты как строго! А вы сами почему не в питомнике, господин управляющий?
–
– А нам Иван Николаевич доверил земли изучать в пойме... И грунтовые воды.
– Тогда другое дело...
– И вы разрешаете?
– усмехнулся парень.
– Не смейтесь, пожалуйста. Из-за ваших паршивых собак я все платье намочила. Как я теперь домой покажусь?
– А мы его высушим. Я для вас вот здесь костер разложу. И пока вы будете обсыхать, мы уху сварим. Так что пообедаете с нами.
– Вы рыбы наловили?
– Нет, я только еще собираюсь.
– А откуда вы знаете, что она сразу так и полезет к вам в сеть?
– Нет у меня сети.
– И вы хотите удочкой так вот с ходу поймать на уху?
– И удочки нет у меня.
– Чем же вы будете ловить, рубашкой?
– Острогой...
– Он подошел к тальниковому кусту и достал оттуда трезубец, насаженный на длинный тонкий шест.
– Этой штукой ночью бьют, с подсветом, - сказала Муся.
– А я и днем умею.
– Как это?
– А вот так, смотри...
Он скрылся за кустом. Через минуту, стоя в маленькой долбленой лодке, отталкиваясь прямо острогой, он вышел на стремнину и замер в напряженном внимании. Лодка тихо скользит по воде, парень стоит, замерев, глаза устремлены в воду, в согнутой руке острога, как гарпун. Вдруг бросок, промелькнувшая в воздухе острога - и вот уже бьется на поверхности реки, поблескивая белым брюхом, пронзенная острогой нельма. Парень берет со дна лодки весло, подгребает и снимает нельму.
– Видала?
– показывает он Мусе.
– Здорово!
– восхищенно произносит она.
– Как вас зовут?
– Меня? Василий, Силантьев...
– А меня Муся.
– Слыхал.
Костер на берегу реки. Двое молодых парней и Муся едят уху. Муся уже успела обсушиться.
– Кто же вас выучил так бросать острогу?
– спрашивает Муся.
– Дядя Аржакон, - отвечает Василий.
– Кто, кто? В жизни не слыхала такого имени.
– А между прочим, про него сам Пушкин написал, - сказал Василий.
– Где это? Не помню.
– Ну как же! "И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий тунгус..." Так вот тот самый дикий тунгус и есть мой дядя. Правда, он теперь уже не дикий, а совсем прирученный. Домашним стал.
– А почему вы не похожи на тунгуса?
– Почему нет? Немножко есть такое дело.
– Он приставил пальцы к вискам и растянул глаза.
– Ой, и в самом деле!
– засмеялась Муся.
– Как интересно!
– Чего? Тунгусом быть?
– Нет, иметь такого дядю. А вы учитесь или уже окончили?