День без любви
Шрифт:
– Я пытался, сама знаешь, чем это все чуть было не закончилось. Хорошо, что меня выкупили. А если бы нет, то что тогда? Посадили бы, и я до конца своих дней гнил бы в стамбульской тюрьме.
– Коля! Не драматизируй. И посуди сам. Первый раз мы проникли в дом обманным путем, это изначально была не самая удачная авантюра. Потом ты заявился туда еще раз. Как ты думаешь, хозяевам это понравилось?
– Да дело не в том, что я пытался проникнуть туда еще раз. Дело-то в тебе! Там же хахаль твой живет. Хорошо, что он не зарезал меня
– Коля, что ты хочешь этим сказать – чтобы я перекопала весь подвал?
При упоминании о подвале ей стало как-то не по себе. Видел бы ее Коля в тот момент, когда она с фонарем в руке (фонарь она нашла в кладовке, за кухней, вероятно, им пользовались, когда лазили в подвал за туршией) спускалась по каменным ступеням, как щелкнула выключателем, который, к счастью, оказался на самом видном месте, и как неуютно она почувствовала себя, осматривая огромное помещение, выложенное изразцовыми бело-синими плитками. Ровные ряды полок, заставленные домашними консервами, поблескивающие бока банок с розовым вареньем, джемом из клубники, инжира. И как в России – банки с компотами, соленьями.
В самом углу подвала она нашла дверь, ведущую еще глубже, под дом. Узкий погреб, тянувшийся вдоль правой стены дома и выходивший овальным беленым зарешеченным окном в сад, где рос инжир, гранатовые и ореховые деревья. У нее с собой был небольшой молоток для отбивания мяса, который она прихватила из кухни.
– Послушай, ты должна это сделать. Мы так много пережили из-за этого чертового клада. Я умоляю тебя, помоги! Разве ты не видишь, что судьба словно нарочно искушает нас? И разве не удивительно, что ты, не без моей помощи, кстати, оказалась в этом доме? Ты должна, понимаешь, просто обязана найти там это золото! Стефан погиб из-за него. Да, кстати… Его нашли.
– Кого? – Она похолодела.
– Стефана.
– Откуда ты знаешь?
– Я видел твою любимую соседку, Несибе, она рассказала мне, что на старой фабрике нашли тело мужчины, его, кажется, зарезали. Но труп не опознали, его собаки объели. Леле боже, что я испытал, когда она мне это сказала! Говорит, что была полиция, всех опрашивали, кого-то даже просили опознать труп, но вроде бы никто не согласился. Сказали, что в нашем районе никто не пропадал, что все тихо-спокойно. Ира, тебе не кажется, что это очень странная история?
Она подумала о том, что по телефону говорить о таких вещах опасно, поэтому промолчала.
– Я понимаю, почему ты молчишь. Но это все равно не я! Я только нож вынул из его горла. И если ты когда-нибудь решишься избавиться от меня окончательно и принесешь этот нож в полицию, то, конечно, там будут отпечатки моих пальцев, но они не могли там не остаться, потому что я не мог не вытащить его из горла моего уже мертвого брата.
– Значит, кто-то в больнице услышал, как дед
– В больнице? Стой… ты думаешь, что кто-то следил за Стефаном? Что, кроме Стефана и меня, еще кто-то знал об этом кладе? Но какой смысл было убивать Стефана? Я-то оставался… Я подумаю.
– Подумай-подумай.
– Так что с домом? Ты обещаешь мне, что, когда тебе представится такая возможность, ты обследуешь его? Простучишь стены? Пойми, ведь если ты найдешь этот клад, то и тебе кое-что достанется.
– А может, это тебе кое-что достанется? – передразнила она его. – Ты, Коля, удивительный человек!
– Уж не хочешь ли ты сказать, что если ты найдешь золото, то возьмешь себе все?
– Какой бессмысленный разговор. – Она нежно провела рукой по кувшину, ногтем осторожно поцарапала окаменевшую грязь. Потом легко наклонила его, оттуда высыпалось несколько монет. Крупных золотых «besi birlik». Видел бы эту картинку Николай! Убил бы ее, как убил Стефана. И все золото забрал бы себе.
– Скажи, Коля, а где те деньги, которые тебе дал Биртан? Ну, те, которые достались тебе после продажи твоей горячо любимой русской жены?
– Прости. Я же видел, что он порядочный человек и все равно не воспользуется своим правом.
– Что ты говоришь! Какая проницательность!
– …что ты выкрутишься…
– Ты свинья, Коля! И мне очень жаль ту француженку, которая тебя полюбила.
– Сука, – услышала она ледяной голос и от неожиданности положила трубку. Теперь она точно знала, зачем он ей позвонил. Клад. Золото. Стамбул. Дом.
Она расстелила плед на полу, высыпала все золото из кувшина, легла рядом и принялась гладить монеты, золотые украшения, статуэтки.
– «Сатана там правит бал… там правит бал…» – пропела она хрипловатым от волнения голосом мотив из оперы «Фауст».
19. Шумен. Апрель 2007 г.
Иорданка Дончева смотрела, как русскиня Наташа раскладывает на постели белое кашемировое платье Ирины, любуется вышивкой на вороте, поглаживает мягкую ткань, со слезами на глазах укладывает в коробку белые туфли для покойницы.
– Надо же, надели мужской пиджак, уроды, – шмыгала носом русскиня, а в это время Румяна доставала из комода белье и тоже плакала, не в силах сдержаться.
Потом они заперли дом Ирины, вернули Иорданке ключи и втроем отправились в морг. Иорданка так боялась смотреть на тело своей любимой соседки, что входила в комнату с покойницей, словно ей самой сейчас предстояло принять смерть. Ей и стало плохо, едва она увидела разбитое лицо Ирины, гладко зачесанные волосы и ворот черного мужского пиджака.
– Она не заслужила того, чтобы быть похороненной в таком виде, – прошептала она, выбегая из помещения и чувствуя, как у нее подкашиваются ноги. – Надо было привезти щипцы, завить волосы.