День без смерти (сборник)

Кудрявцев Леонид Викторович

— Ну, тогда и я пошел, — сказал Касл и, на миг затмив свет обреза люка, исчез в станции.

За ним последовал Пратт.

— Да, целый “Наутилус”. Тут просто шикарно, просторно, светло, а какие огромные иллюминаторы, — подтвердил восхищение станцией Пратт. — Валерий, нам повезло. Не было печали, да… забыл дальше. В общем, я хотел сказать, что, не случись эта беда, так мы бы и не узнали вашу технику так близко… Я уже сейчас за совместный полет на Марс. В таком блоке можно действительно годами жить, что вы и сделали. Вот он, ваш стадион. А вот это что за прибор, я пока не пойму, — Пратт с искренним интересом рассматривал оборудование станции.

— Это прибор для дистанционного

наведения телескопа на астрономические объекты, — разъяснил Валерий.

Астронавты снимали скафандры и продолжали беседу в эфире.

— Да, ты прав, Пратт, — говорил Касл. — Лучшего способа понять друг друга просто не придумаешь. Совместные полеты — самый эффективный для этого способ. Правда, жаль, что пет здесь сейчас русских космонавтов, кроме тех…

Касл указал рукой на три равномерно покачивающихся скафандра.

— Совместные полеты — это не только совместное взаимопонимание, но и величайшее доверие и к людям, и к технике, ими сделанной. А это очень важно. Здесь только мы и наши скафандры американские, все остальное русское, даже вода и пища. Мы в полной зависимости от этого окружающего нас железа и от умения русских управленцев работать с этой громадиной, — Грег остался в белом белье и смешно размахивал руками.

— Не скромничай, Пратт, — ответил Валерий. — Вы профессиональные астронавты, освоитесь быстро, мы вам поможем. Организуем экскурсию по станции, и минимум знаний вам обеспечен. А сейчас отдыхайте. Временных постояльцев из кресел можете вытащить, закрепите их на левом борту, там есть фиксаторы. Мы имеем опыт обучения, а я когда;то был в отряде космонавтов. Свои скафандры можете развесить в дальнем левом углу. Там найдете три вентиляционные установки. Шланги вряд ли состыкуются с вашими разъемами. Советую вам просунуть шланги внутрь ваших скафандров и зашнуровать распахи. Или у вас молнии?

— Да, у нас молнии.

— В общем сообразите. Вам будет на месте виднее. Стекла гермошлемов опустите, перчатки наденьте. Как сделаете это, мы включим вентиляторы. Скафандры высушим. На эту работу уйдет мало времени. Потом, Пратт, в шкафу номер один по правому борту в нише восемнадцать возьмете для себя одежду. К. счастью размеры совпадают, только Грегу будут чуть маловаты брюки. Еда в столовом отсеке. Он через переборку. А пока, как у нас говорят, можете “перехватить” что понравится, но в холодном виде. Мы вас потом научим пользоваться печкой для подогрева. Работайте, ребята, мы с вами.

— Хорошо, Валерий. Спасибо за приют, одежду, пищу, тепло… Мы — жертвы кораблекрушения, а ваша станция — тот остров, который нас приютил и накормил. Нам все ясно, — Пратт уже искал угол с вентиляторами.

— Пратт, сейчас вы уйдете за Луну, связь пойдет через ваш орбитальный блок. Но десять минут перерыва все-таки будет. Если ничего к нам нет, то мы вам мешать не будем. Как справитесь с работой, сами выходите на связь. Телевидение тоже не включаем, так что это будет первое время полновластного хозяйствования на нашей станции.

— О’кэй, Валерий.

Астронавты, прихватив свои громоздкие одежды, перелетели к месту, где размещались вентиляционные установки. Шланги нашли без труда. Внутри скафандров приспособили ворсовые ленты для их закрепления. Застегнули перчатки, опустили стекла шлемов, застегнули гермомолнии. Скафандры комками плавали в невесомости, шланги, как пуповины удерживали их от путешествия по станции.

“Действительно, как эмбрионы в утробе матери”, — подумал Пратт.

— Пратт, как жаль, что даже такие мелочи у нас разные — разъемы для скафандров — и те не подходят друг к другу. Случись что на орбите — и не спасешь, не сможешь пристыковать русский скафандр к американскому баллону с

кислородом. Или наоборот. Черт знает что. И о чем думают эти головотяпы администраторы и ученые. Нет, надо за это браться серьезно. Хватит прятать друг от друга несуществующие секреты. Вспомнить только, как тщательно прятали секреты атомной бомбы, ракеты, ракетного топлива… И что вышло? Оказалось, у русских тоже это все есть. А чуть раньше или чуть позже — какая разница, — рассуждал Грег.

— Разница-то, конечно, есть. Но в общем ты прав. Величайший тормоз развития цивилизации в целом — это секреты. И хотя военные твердят, что именно военная техника стимулирует техническое развитие, все-таки она и порождает это самое секретничество. Был бы свободный обмен информацией, сколько бы усилий не тратили попусту, “изобретая велосипед”, сколько бы единых технологий было… А стимул найдется. Вон он-Марс, чем не стимул для стремлений человечества. Марсианская экспедиция будет — будет и космический межпланетный корабль. Я думаю, он будет общим, один корабль для всех. Не полетим же мы на, своем корабле, а русские — на своем. А на общем корабле разве спрячешь что-то друг от друга? А ведь на нем должны быть и будут самые последние, самые эффективные средства, достижения науки, технологии. Иначе ведь нельзя — полет на Марс — это риск, длительность, удаленность… — рассуждал Касл.

— Все так. Но пока давайте-ка полетим на кухню и перекусим. Валерий обещал сам включить вентиляцию, хотя я вижу, что это можно сделать вот с этого пульта и вот этими тумблерами. Но раз не велел, то не станем. Гость в чужом доме должен быть тише мыши и не лазить по углам. А не то попадешь в мышеловку. Русские говорят “не попасть в просак”. Что это такое я не знаю, как ни выяснял. В русской бане будет много разговоров и надо правильно пользоваться русскими пословицами — они очень яркие и выразительные, — Пратт говорил последние слова уже на лету, направляясь к дальней переборке, на которой был люк, ведущий в столовую. — За мной, голодные акулы! Философы немытые, вам теперь только о бане и думать. Вот начнем завтрак, я вам анекдот расскажу. Нет, лучше сейчас, как раз к месту. “Палач положил голову казнимого под нож гильотины и спросил последнее желание. Тот просит: “Дайте мне что-нибудь от головной боли”. Так и вы — баня, баня…

— Ладно, Пратт, переходим к твоему любимому занятию — есть. Грег, наверное, тоже голоден, у него слишком блестящие глаза, в них так и светится голод.

— Хватит, парни, хватит. Летите сюда, одному входить мне как-то не уютно. Летите скорее, а не то я сжую шланги от скафандра, они мне напоминают длинную колбасу, мою любимую ливерную, — Пратт нарочно громко застонал. Все расхохотались.

Открыли люк и влетели на кухню. Пратт был первым. Его взгляд впился в стол, но он был пуст.

— Ого, да тут можно человек восемь разместить сразу. Касл, где эта панель, за которой они спрятали еду.

— Да вот она, рядом со мной.

— Открывай быстрее, Касл. Я голоден, как стая волков. Нет, как две стаи. Я самый голодный из всех голодных волков на свете.

— Пратт, посмотри на себя. В мокром белье, волосы всклочены, руки не мытые, скафандры грязные… Пратт, я не узнаю тебя.

— Парни, когда я голоден, я могу съесть живого крокодила прямо в болоте, в грязи под кваканье лягушек. Кстати, ты ел когда-нибудь кубинских лягушек? Они их называют торро-рано, что означает “бык-лягушка”. Они не квакают, Касл, они мычат, как быки на корриде, а их ноги — это прелесть, пальчики оближешь, особенно с пивом — сербесо, оно у них отличного качества… Холодное пиво, ножки лягушек… откроешь ты, Касл, наконец этот чертов шкаф с едой или кет. Я сейчас тебя самого сожру вместе с потрохами…