День дурака
Шрифт:
– Ну, вижу, - Гаморе уставился на коробочку, пытаясь понять, как эта, с виду безобидная хреновина, сможет помешать ему и дальше наслаждаться жизнью.
– Врать Дракону нельзя, - наставительно, как папаша сыну-двоечнику, произнес Степан, - вранье твое мы поймали и в этой коробочке закрыли. Теперь оно нашим будет, усек?
– Врешь, - губы Гаморе растянулись в улыбке.
Вязов кивнул и торжественно притопил небольшой выступ-кнопку. Народ невольно замер. Ничего не случилось. Степа чертыхнулся, потыкал в коробочку пальцами... Улыбка Гаморе стала еще шире.
– Чужой диктофон
Лапин забрал у него "шкатулочку", поиграл с "меню"...
"- Я бы щедро вознаградил вас, добрый хозяин, - раздался в тишине усталый, знакомый голос, - более чем щедро.
Хозяин таверны дернулся. И не напрасно. В следующую секунду он услышал свое собственное, бесстыжее и неосторожное:
"Знаете, уважаемый, вчера я сам, для себя взял в храме бутыль... чтобы развеяться после тяжелого дня".
– Кто это?
– опешив, спросил он.
– Это твоя ложь, несчастный, - с пафосом произнес Вязов, вырастая над Гаморе во весь свой немаленький рост, - теперь она заключена в этой шкатулочке.
– И мы обязательно ознакомим с ней барона, - добавил Лапин.
Степан уже мысленно поставил галочку, но оказалось, что он недооценил противника. Гаморе вдруг выпрямился и даже усмехнулся прямо в лицо историку. Скалиться на Дракона он все же не посмел:
– Это не мой голос! Он совершенно не похож, - торжествующе выпалил он, - каждый, кто его услышит, скажет, что вы поймали ложь кого-то другого.
– А по-моему, один в один, - протянул Марх.
– Досточтимый "купец" не называл никаких имен, - скривился Гаморе, уже не скрывая победного блеска в маленьких глазах.
– Вот ведь... крыса, - сморщился Трей.
– Крыса, - согласился Степан. Помолчал. Смолкли и остальные.
– Скажем ему, или не стоит?
– Не скажем, - мгновенно просек и подхватил Трей, - пусть это будет неприятным сюрпризом.
– Лучше сказать, - покачал головой Марх, - все же живой человек, пусть хоть знает.... И моя совесть спокойнее будет.
– Да о чем вы?
– снова занервничал Гаморе.
– О том, уважаемый, - терпеливо объяснил Вязов, - что вранье твое будет не просто сидеть в моей коробочке. Оно будет сестричек да братишек своих к себе сманивать.
– К...кхаких с-сестричек и б-братишек?
– Ложь, кривду, лукавство, обман, - напевно перечислил Трей и, взглянув на хозяина таверны с состраданием, почти библейским, пояснил, - скоро ты, друг мой, врать вообще не сможешь. Даже по мелочи, типа, сколько на самом деле цыпленок у мясника стоил. Будешь всем только правду говорить. И гостям. И жене. И учетчикам герцогским...
На последних словах Гаморе сломался. Упав на стойку всем своим весом, он схватился за волосы, и, натурально, взвыл:
– Милосердия, именем Тара Благого прошу! Пустите ее! Пустите! Что нужно вам, жестокие люди?
Степан с Лапиным переглянулись и влепили друг другу ладонь в ладонь.
– Пацан, который тут на такой бандуре играл, - велел Вязов, - где он?
...Я смотрел, слушал и мотал себе на несуществующий ус. Дракон и в самом деле был мастером, каких поискать. Гаморе - младшего, самого двуличного и скользкого типа во всем Арсе он разгрыз
– Врет?
– спросил Дракон как бы между прочим.
– Еще как врет, - уверенно подтвердил Уста Дракона, едва взглянув на светящийся камень в неведомой шкатулочке.
– А полна ли коробочка?
– У-у! Еще гига полтора... Но так врать будет - минут за сорок освоит.
Я ничего не понял, честно. Но Гаморе - младший, похоже, проникся и смолк.
– Может, ускоримся?
– предложил Дракон.
– Твое волшебное зрение?
– Уста понизил голос и, почти шепотом, продолжил, - а вдруг он умрет?
– Умрет?
– Дракон пожал плечами, - Да с чего бы это вдруг? От моего волшебного зрения не умирают.
– Но тот... э... торговец умер же!
– Так-то - торговец. Он на вопрос не ответил, поэтому кони и двинул...
– Так может и этот молчать будет?
– Думаешь?
– с сомнением протянул Дракон, глядя на второго.
– Запросто.
– Ну тогда... Тогда, конечно, может и помереть. Чародей, - он повернулся ко мне и едва заметно подмигнул
Я немедленно щелкнул пальцами, опуская на обеденный зал полог тьмы. И тут, в темноте, затянувшей таверну, внезапно вспыхнули два ослепительных голубых луча. И зашарили вокруг...
– Росумэ!
– охнул Марх, - Вечные Короли здесь! Это их оружие!
И тут, кажется, одновременно произошло несколько вещей. Перепуганный мало не насмерть Гаморе взвыл - куда там ошпаренной кошке, Марх стремительно распластался на полу, а я сделал глупость.
– Вечные Короли, значит?
– процедил я сквозь зубы, прикидывая, что лучше - рассеять темноту, или пусть так и будет. Им тьма вряд ли будет серьезной помехой, а вот я не видел даже собственных пальцев, так что я поднял руку для паса. Соваться под Заоблачное Копье - значило умереть на месте и очень поганой смертью. Сам я не видел, но старики рассказывали, как такие вот голубые лучи резали надвое и движущиеся крепости, и изготовленные к бою баллисты, и воинов в любом доспехе - так что потом даже кровь не текла, а пахло - как в хорошей таверне, жареным мясом. Только выбора у меня не было - видеть этих тварей в своем доме я не хотел. Настолько не хотел, что готов был платить за это любую цену.
Я сложил пальцы особым образом, развеивая тьму, и шагнул туда, где, еще мгновение назад, горел зловещий глаз того, что многие тут почитают за избавление от всех несчастий. Блаженные...
...Темнота, друг молодежи, вдруг исчезла. Степан оглянулся на чародея, чтобы узнать что, собственно, происходит - и едва успел отпрянуть от кулака, нацеленного в лицо. Он пригнулся, пропуская удар, перехватил руку обезумевшего Трея, чуть поправил движение и тот, под тяжестью собственного веса, улетел вниз, под стойку, чтобы распластаться на полу рядом с приятелем.