День космонавтики
Шрифт:
— Но ведь я ещё не сотрудник! — опешил Димка. Уж очень быстро развивались сегодня события, и его воображение явно за ними не поспевало. — Вот и товарищ… э-э-э… Евгений Петрович просил дать ответ только через три дня…
— Только не говори, что ты подумываешь о том, чтобы отказаться! — инженер деланно нахмурился. — Я, видишь ли, довольно высокого мнения о своём умении разбираться в людях, так что не хотелось бы разочаровываться.
— Нет, но…
— А раз нет — то и говорить не о чем. Бумаги о неразглашении ты подписал?
— Да.
— Вот и хорошо. Будем считать, что помолвка состоялась, а свадьба, в смысле, оформление на работу в качестве сотрудника Проекта, но это уже из разряда сугубых формальностей. Может и подождать — в отличие от моих объяснений. Должен же ты понимать, во что ввязываешься?
В следующие полтора часа Димка узнал множество поразительных вещей — об одних ходили смутные слухи, о других проскакивали разрозненные сообщения в прессе, но на то, чтобы собрать их воедино и сделать выводы, мало у кого хватало желания и усидчивости. Было и такое, о чём он никогда не слышал, а если бы рассказали в иной обстановке — не поверил бы, поднял на смех.
Итак. В самый разгар войны, в 1943-м году группа американских учёных по заказу военно-морского флота затеяла невиданный эксперимент, получивший название «Проект «Рейнбоу». Целью его было сделать невидимым крупный объект — например, боевой корабль класса эсминец. Из просочившихся в прессу сведений (в Америке они всегда просачиваются, это вам не СССР с его тотальной и увы, небезосновательной шпиономанией!) можно было сделать выводы, что под «невидимостью» имеется в виду незаметность для радаров, которые к тому момент уже получили в немалых количествах немецкие и японские боевые корабли и даже дальние морские бомбардировщики и торпедоносцы; звучала так же тема «дегауссизации», то есть размагничивания стального корпуса судна, с целью обезопасить его от магнитных торпед и донных мин, которые так любили использовать немцы, выставляя их со своих самолётов и подводных лодок на подходах к крупным портам Англии.
Для эксперимента был выбран новенький эсминец "Элдридж", DE-173. На борту корабля было смонтировано оборудование, которые немногочисленные свидетели этих работ описывали как огромные «катушки Тесла» — темы, связанные с этим то ли великим изобретателем, то ли не менее великим мистификатором были чрезвычайно популярны в США в промежутке между мировыми войнами, и захватывающе-неправдоподобные истории о «лучах смерти», «Башнях Тесла», предназначенных для беспроводной передачи электроэнергии на огромные расстояния, и вовсе уж невероятных вещах вроде машины времени, мелькали в американских бульварных журнальчиках постоянно. Ходили даже слухи, о причастности к этим работам самого Эйнштейна — но великий физик впоследствии открещивался от подобных измышлений.
Решающий опыт состоялся в октябре 1943-го года. Немногочисленные свидетели рассказывали, что во время эксперимента эсминец, окутанный паутиной молний и коконом из зеленоватой дымки, исчез со своей якорной стоянки и объявился в трёхстах двадцати километрах, в Норфолке — причём из всей команды численностью в сто восемьдесят один человек невредимыми остались не больше двадцати. Остальные получили несовместимые с жизнью ожоги и поражения электричеством, обезумели; тела некоторых были буквально «впечатаны» в переборки и палубы эсминца. Отмечается такая деталь — у всех выживших часы отставали на одно и то же время…
После столь трагического фиаско программу свернули, материалы засекретили и постарались как можно скорее о ней забыть. Сам эсминец (которому после демонтажа опытного оборудования понадобился серьёзный ремонт) отправился на Средиземное море, а потом и на Тихий океан, где честно провоевал до конца войны.
Официально флот не признавал самого факта проведения этого эксперимента, однако никакие заявления адмиралов и правительственных чиновников не могли остановить поползшие слухи. После войны проектом «Рейнбоу» заинтересовались так называемые «независимые расследователи», один из которых опубликовал в начале пятидесятых книгу, благодаря которой и вошёл в обиход термин «Филадельфийский эксперимент», породивший в последующие полтора десятка лет немало конспирологических теорий и взятый за основу авторами нескольких фантастических романов и художественных фильмов. Для нас же, рассказывал Геннадий Олегович, важен другой момент — в сорок шестом году один из американских физиков, сотрудничавших с советской разведкой по Манхэттенскому проекту, передал своим кураторам заодно и фотокопии документов по проекту «Рейнбоу», к тому времени уже несколько лет, как похороненных в архивах. Эти материалы, вместе с другими, касающимися ведущихся в лаборатории Лос-Аламос разработок, легли на стол председателя Специального комитета, по использованию атомной энергии, товарища Берия — и тот неожиданно проявил интерес к теме, казалось бы, прочно забытой даже самими американцами.
— Сейчас уже не выяснить, кто именно убедил Лаврентия Павловича заняться этим всерьёз. — говорил инженер. — Сам он давно покинул этот мир, его ближайшие помощники, те, кто ещё живы — люди не из болтливых, и вряд ли будут откровенничать даже в мемуарах. Наверняка мы знаем только то, что тогда же, в сорок шестом, в рамках Спецпроекта была создана особая группа, работающая автономно, без связи с остальными подразделениями. Именно ей и были переданы все материалы по проекту «Рейнбоу». Учёные взялись за работу всерьёз, и уже через год «Филадельфийский эксперимент был повторён — на секретном полигоне, где-то в Заполярье.
Для опыта был выбран эсминец «Прочный» — немецкий Z-20 «Карл Гальстер», полученный СССР после окончания войны по репарациям от Германии. Для этого корабль перегнали с Балтики, предварительно смонтировав на нём в Ленинграде экспериментальную установку, замаскированное под новую особо мощную радиолокационную станцию. Эксперимент состоялся в октябре сорок седьмого — памятуя о жертвах, которыми сопровождались американские опыты, людей на корабле не было, оборудованием управляли дистанционно. Но, видимо, то ли материалы, полученные из Штатов оказались неполны, то ли в расчёты вкралась ошибка, но установка так и не заработала. После нескольких попыток, так же ничем не закончившихся, оборудование демонтировали, эсминец же вернулся в Лиепаю, где прослужил до пятьдесят четвёртого года, когда был переоборудован в плавучую казарму, а ещё через два года списан на слом. И тут бы лаборатории «98» (это безликое наименование носило незаконнорожденное дитя проекта «Рейнбоу, скрытое в недрах советской ядерной программы») и благополучно скончаться естественным путём, если бы не одно событие, из разряда тех, какие не могут быть предсказаны никакими аналитиками, прогнозистами — разве что, ясновидящими вроде популярного в то время в СССР ясновидца Вольфа Мессинга. Случилось оно в сорок восьмом году, очень далеко, что от Москвы, что от Филадельфии, что от безымянной бухты на северном побережье Кольского полуострова — в Монголии, в безжизненных песках пустыни Гоби, где советская палеонтологическая экспедиция уже третий год копалась в чёрных барханах, выкапывая из-под них окаменелые кости гигантских доисторических ящеров.
VI
Следующий день в школе обошёлся (видимо, ради разнообразия) без сколько-нибудь заметных событий, не считая того момента, когда пацаны из нашего класса на уроке труда воспользовались отлучкой трудовика и домотались до мня с просьбами «покажи, как ты управляешься с ножиком».
Что ж, если люди просят — отчего бы не пойти навстречу? «Бабочку» я теперь носил не в кармане, а в специально сшитых из дерматина ножнах, закрепляемых двумя узкими ремешками на левом предплечье. Это было и удобно и практично — рукава рубашки и школьного пиджака достаточно широкие, а искать там никому из учителей в голову наверняка не придёт — не та культура, чтобы обшаривать подозреваемого школьника с головы до ног. Ну, карманы могут заставить вывернуть, ну, проверить, нет ли чего за поясом — не более того…
В общем, я внял уговорам. Продемонстрировал несколько базовых вращений и проворотов (всё же новому телу было далеко до отработанных мышечных рефлексов прежнего, тут нужна тренировка), а под занавес хлопнул растопыренную пятерню на деревянный верстак и проделал классическую распальцовку в стиле андроида Бишопа из «Чужих» — во всё ускоряющемся темпе, правда, без «ассистента», чью ладонь я прикрыл бы своей — была, признаться, такая мысль, но это был бы уже явный перебор. Шоу завершилось эффектным броском ножа в школьную доску — с одним оборотом, в полную силу, так, что доска загудела от тяжкого удара, а Андрюшка Поляков, сунувшийся выдёргивать нож, справился лишь с третьей попытки, да и то, лишь предварительно расшатав его обеими руками.