День Космонавтики
Шрифт:
– А потом и Первое мая вроде бы разрешат, - тихо сказал Семка.
– И по Девятому вроде как идут подвижки.
Я поймал себя на том, что в обалдении растянул рот в улыбке.
– Вы что, дурите меня?
Игорь наклонился ко мне, делая страшные глаза:
– Ты словно ничего не знаешь.
– Чего?
Ребята синхронно потянулись к бутылкам.
– Когда ты исчез, - сказал Саня, отпив, - мы все, честно говоря, жутко перетрусили. Еще безопасник в колледж пришел, засел в директорском кабинете.
– Вызывал по одному, -
– Стращал, - добавил Игорь.
– И лично я, - сказал Леха, - лично я здорово пересрался.
– А чем стращал?
– спросил я.
Бутылки снова собрались вместе.
– Карами небесными, - сказал Саня.
– Что всех нас посадят, что родителей посадят, что сгнием в тюрьме.
– А мне говорил, - сказал Игорь, - что ты нарушаешь договор с американцами, и страна может попасть на санкции и вообще много чего лишиться. Типа, противостояние никому не нужно, хотят они себе историю, ну и бог с ними. Пупы Земли.
Леха вздохнул.
– В общем, карточки собрали и сказали всем об этом заткнуться.
– Но, - сказал Саня и выставил указательный палец.
Ребята вдруг заржали так, словно в пиво было что-то подмешано. Игорь свалился с лавочки, и Семка, рискуя упасть сам, помог ему заползти обратно.
Вот мартышки!
– Не, ну хорош!
– я ткнул гогочущего Саню в бок.
– В чем прикол-то?
Саня перевел дух, посмотрел на меня и произнес:
– Но.
От нового взрыва хохота парни уже просто попадали на землю. Господи, чего взять с придурков? Леха принялся лбом стучаться о ножку стола. Игорь повизгивал и дергал ногой. Семка на четвереньках выбрался из эпицентра и залег в траве. Ранен? Убит?
Я фыркнул, а затем захохотал вместе с ними.
– Понимаешь, - сказал Саня, когда ребята, еле дышащие, вяло сползлись обратно к столу, - там не понятно... Тебя не выпустили, сказали, что ничего о тебе не знают, хотя одна женщина видела как тебя посадили в микроавтобус. Твои родители в центральном офисе безопасников разве что пикет не устроили...
– И тут какая-то зараза ночью оклеила тумбы по Гражданской улице твоими карточками!
– сказал Леха.
– Вы?
– спросил я.
– Неизвестно, - сказал Игорь, скалясь.
– Зараза не попала под камеры.
– А другая зараза подняла волну в сети, - сказал Леха.
– И организовала сообщество по твоему поиску. Расползлись ссылки, подтянулись любители космонавтики, истории, не кабинетные, но парни такие, серьезные... Какие попутно темы перетирали!
– А еще стену дома рядом с домом мэра кто-то оклеил вот такими портретами, - Саня показал мне лист формата А4.
На листе под моим плохим, черно-белым портретом в две строчки было написано: "Похищен Константин Ломакин. За то, что мы победили в войну!"
Мне стало трудно дышать.
– Ребята, вас же тоже могли...
– Ну, нас всех задержали на сутки, - сказал Саня.
– Видимо, проверяли, мы расклеиваем или не мы. Пластиковые сиденья в отделении на улице Дружбы, скажу тебе, Костян, паршивые. Просто никуда. Ни заснуть, ни застрелиться.
– И что?
– спросил я.
– В ту же ночь на Сенатской оклеили строительный забор.
– Кто?
– выдохнул я.
– Петр Игнатьевич?
– Не он, - сказал Игорь.
– В том-то и дело, - придвинулся ко мне Леха и понизил голос: - Мы не знаем. Люди стали расклеивать. Такое движение поднялось! Как протест. Но наоборот. Какое-то...
– Его глаза влажно заблестели.
– И за космос, и за мирный атом... Что, мол, все это мы, наша страна. Американцы, говорят, с десяток протестов вынесли. По беспримерной поддержке фальсификации мировой истории.
– А наши?
– А что наши?
– улыбнулся Саня.
– Сначала как бы да-да, а потом видят, что уже не остановить, так тоже... Возглавили.
– Знаешь, сколько завтра народу ждут?
– перебивая, спросил меня Семка.
Я мотнул головой.
– Двадцать тысяч!
У меня стиснуло горло.
– Ребята, - захрипел я, стараясь не разреветься, - это же здорово! Это значит, нам еще нужны звезды!
– А то, - солидно кивнул Леха.
– Космос наш.
Косясь на меня, к трибуне подошел мэр.
– Дорогие сограждане!
Люди занимали всю парковую зону. Всю. Они стояли и на аллее, и на отводах дорожек, по всему спуску и у бетонной чаши фонтана. У трибуны было тесно. Я никогда не видел столько людей. Головы, головы, головы. Разноцветье шаров. Цветы. Коляски с детьми. В стороне коротко белели столы с бесплатными чаем и бутербродами.
В таком многолюдье ракету просто негде было устанавливать. Но Леха сказал, что фейерверк будет обязательно, это взяла на себя городская администрация.
– Земляки!
Голос мэра гремел из колонок и уходил в бледно-синее небо. Было тихо. Впервые, наверное, мэра слушали так внимательно.
От торжественности момента он раскраснелся и сдернул с горла шелковый шарф.
– Меня переполняет гордость от того, чему мы были свидетелями... Двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года наш соотечественник...
Саня сказал, что скафандр СК-1 забрали сразу после прошлогоднего праздника, но ему обещали сшить шинель. Гагаринскую, один в один.
А еще к празднику установили большой плазменный экран сбоку от сцены, чтобы всем было видно, и сейчас на нем блестела, покачиваясь, лысина мэра.
– Я поздравляю вас с великим праздником и хочу, по старой традиции, передать слово молодому поколению, которое несмотря на свой юный возраст, интересуется нашим прошлым! Попросим!
Мэр захлопал в ладони.
– Ура!
– закричали из толпы.
Людское море загудело, ожило, вскинуло руки.
Мэр отступил к своему кучковавшемуся на заднем плане окружению. Я оглянулся в поисках Сани. Где ты, Гагарин?