День козла
Шрифт:
– Ну не он же, скупщик-то этот, крышки отвинчивал? – усмехнулся полковник. – И горожанин в поле комбайн курочить не приедет… Ваши же крестьяне и воровали!
– Конечно, – вздохнул милиционер. – Народ, ити его в душу…
– Но в президента этот… гад-перекупщик стрелять не будет?
– Да что ты! Твой шеф ему вроде отца родного! Разве ж без помощи первого президента предприниматель этот, комсомоленок бывший, в инструкторах райкома штаны просиживавший, в богачи бы выбился? Да ни в жизнь!
– А СКС в чьих руках? Оружие боевое, серьезное. Как оно вообще к частнику попало?
– Это депутат местный. Он карабин Симонова себе, когда в облсовете заседал, выхлопотал. Демократ первой волны. В случае коммунистического реванша обещал на баррикадах с оружием в руках общечеловеческие ценности защищать.
– Горя-я-ч, – цокнул языком полковник. – Ну, этот-то, если твой подход к потенциальным убийцам президента верен, только в Сталина мечтает стрельнуть. А как насчет его окружения? Мы ж из истории знаем, что у таких ультрарадикальных родителей и детишки тоже… с приветом. Вдруг его отпрыск с папой в политических взглядах расходится? Или у самого народного избранника крыша съехала? Я на таких-то в Госдуме насмотрелся…
Гаврилов усмехнулся победно.
– Вы, товарищ столичный полковник нас, провинциалов, не дооцениваете. Я же не только список владельцев нарезного оружия составил, но и проверку его хранения с утра пораньше организовал! Мои менты всех подучетных обошли, каждый ствол пощупали, понюхали на предмет запаха пороховой гари. Все чисто! Карабины либо вычищены, сияют, как зеркало, либо наоборот, в таком состоянии, что сразу видать – из них давно не стреляли. И у депутата этого… тоже. Политический режим его идеалам, видать, соответствует, вот он и запер свое оружие правозащитное в железном ящике. Оно там заржавело уже. Так что если кто и покусится на завоевания демократии – он из СКС на баррикаде стрелять не сможет. А вообще-то мои ребята-участковые работают, разнюхивают, что да как. Уже всех жильцов пятиэтажки, из которой по твоему уверению, в президента бабахнули, опросили.
– Что, прямо так и спрашивают – мол, граждане, не видали, тут убийца заезжего президента не проходил? – съязвил Коновалов.
– Ты за кого меня держишь? – разобиделся Гаврилов. – Я ж моих ментов… как это у вас, чекистов, принято выражаться… вслепую использую. Дал им наводку – дескать, президент приехал, хотя и бывший, но меры безопасности соблюдаться должны. И есть, говорю им, сведения у меня, что возле той пятиэтажки вчера мужик с ружьем болтался. Охотничий сезон закрыт, чего ему со стволом по улицам расхаживать? Как бы не вышло чего. В таком вот духе проинструктировал. Походите, мол, по квартирам, поспрашивайте жильцов, не видел ли кто чего? А ты…
– Дa ладно, ладно, – примирительно хлопнул его по плечу Коновалов. – А как, никто ничего?
Милиционер удрученно кивнул. А потом вдруг вскинулся, заволновался, ткнул пальцем, указывая на что-то за спиной полковника.
– Вон он, вон! Посмотри!
Коновалов крутанулся резко, сунул руку подмышку, будто пистолет собирался выхватить, а потом плюнул с досадой.
– Тьфу ты, черт, напугал! Я уж думал, сюда киллер с винтовкой пожаловал… Это ж всего-навсего президент! Что я, Деда не видел? – и рубанул себя ребром
– Гуляет… – выдохнул заворожено Гаврилов.
По дорожке сада, присыпанной ради приезда почетного постояльца скрипучим речным песком, брел Первый президент. В руках он держал несколько яблок падалиц, крупных, зеленых до оскомины, простреленных по бокам червоточинами.
– Вот, Илья, угощайся, – улыбаясь, протянул яблоки начальнику охраны Дед. – Я сам собирал. И вы возьмите, товарищ милиционер, – вручил он одно Гаврилову.
Тот взял растерянно, не сводя глаз с Первого президента.
– Ешьте, ешьте, – добродушно потчевал тот. – Она мытые. Я их в бочке дождевой водой сполоснул. Хорошие яблоки, кисленькие. В них, понимаешь, сплошные витамины! Не стесняйтесь, кушайте, я себе еще наберу. Их в саду много растет. Все яблони усыпаны!
Загребая огромными ботинками песок, Дед заковылял дальше, а Гаврилов крутил в руках незрелое, с коричневой вмятиной от удара о землю яблоко, не зная, что с ним делать.
– Спрячь в карман, дома покажешь, – предложил Коновалов, и, оглянувшись, зашвырнул свое украдкой в кусты.
Подполковник сунул яблоко в боковой карман кителя, пообещал серьезно:
– Засушу… на долгую память, – а потом предложил. – Не желаешь на ту квартирку, из которой вчера стреляли, взглянуть? Там весь вечер вчера оперативно-следственная группа работала.
– Нашли что-нибудь?
– Да до черта, и даже больше! И следы обуви, и отпечатки пальцев, частички пороховой копоти на оконном стекле, а зацепиться не за что!
– Как это не за что? – весело изумился Коновалов. – Порох на стекле означает, что выстрел был! Так что теперь вы этот факт на мою мнительность не спишете!
– Выстрел-то был, – пожал плечами Гаврилов. – Дело за малым – найти того, кто стрелял…
– А следы? Отпечатки пальцев, обуви…
– Да там алкаш местный живет! У него каждый день гопкомпании собираются. Отпечатков пальцев – сотни. Вот со следами обуви интереснее. У самого окошка кирзачами наследили. Сорок третьего размера.
– Вот и ищи эти кирзачи! – посоветовал Коновалов.
– Знаешь, сколько мужиков козловских в таких щеголяют? Тысяч пять, не меньше. И сорок третий размер – самый ходовой. – Гаврилов скептически глянул на свои форменные ботинки, – У меня, между прочим, тоже.
– И у меня, – вздохнул полковник. – Но искать стрелка надо.
– Куда ж мы денемся? – согласился милиционер. – Поищем…
Сложенная из бетонных панелей пятиэтажка вблизи теряла свой городской, чужеродный для бревенчатого да саманного Козлова вид. Там, где обычно разбивают газоны и сажают приятные для глаз жителей мегаполиса деревца, раскинулись огороды. Они начинались прямо под окнами первого этажа, из которых свешивались блестящие жирно на солнце мокрые резиновые шланги, и, змеясь, скрывались в гуще сытой ботвы. Двери подъездов, не в пример бронированным и запертым наглухо в больших городах, здесь были распахнуты настежь, кое-где висели на одной петле. Вход в них охраняли вечные обитательницы лавочек – старушки да толстые, очумевшие у кухонной плиты домохозяйки.