День не задался
Шрифт:
Утром на Белгородском направлении у немцев смогло взлететь меньше половины 4 флота. На каждого немца приходилось 4–5 наших. Они попытались атаковать наши аэродромы ночных бомбардировщиков. Над Бурлуком состоялся большой и тяжелый воздушный бой. Примерно такой же, как вчера был над Покровкой! Вот только места базирования У-2 немцы определили не правильно. Основная масса У-2 базировалась в Валуйках, в четырех больших лесных массивах, гораздо южнее. Это они высоту набирали над Бурлуком! Ловушка себя оправдала! Истребителей и бомбардировщиков 4 флота мы изрядно пощипали. Особенно досталось пикировщикам: основной ударной силе немцев. На отходе
Еще три дня и две ночи прошли в такой же напряженной обстановке. В этот момент Жуков перебрасывает нам на наш участок части Резервного и Степного фронтов. Немцы, увлеченные прорывом обороны 7 гвардейской армии, пропустили подготовку к удару. Ночью 11-го июля, форсировав Северный Донец, 57 и 5 гвардейская армии ворвались в Белгород, подрезали основание прорыва Манштейна. Для трех "элитных" немецких танковых дивизий: "Адольф Гитлер", "Великая Германия" и "Мертвая голова", отчетливо замаячил новый "Сталинград". В условиях завоевания нами полного господства в воздухе, что на Северном, что на Южном фасе, и многократного превосходства в силах и средствах, эсэсовцы были обречены. И они ослабили наступление, пытаясь укрепить фланги. Но штурмовики нашей и 5 армии буквально ходили у них по головам. Через пять дней, ударил Воронежский фронт, форсировал Ворсклу, и начал подрезать Манштейна с его левого фланга. На Северном фасе начал наступление Центральный фронт. Манштейн начал массовый отход. Ночью мы обнаружили 12 отходящих колонн противника, и обрушили на них удары всех "ночников". Действуя во взаимодействии с АДД, мы наводили на колонны тяжелые бомбардировщики. Блокировали дороги минными постановками, подсвечивали противника напалмом. Наносили удары сами, и корректировали огонь. Ночь превратилась в день. Немцы не выдержали, и началось бегство, вместо организованного отхода.
Это была худшая ночь в моей жизни: не приспособлен У-2 к штурмовке маршевой колонны тяжелого танкового полка! Но, выпустить немцев из готового захлопнуться мешка, я не мог. А когда из выливного прибора льется горящий напалм, самолет виден как днем. Я комбинировал удары: сначала наносился удар ротационными бомбами, а следом за ним шли "вошебойки", все равно потери были большими. Лишь к 2 часам ночи удалось подавить зенитную артиллерию, но и огонь пехоты опасен для "рус-фанера". В ту ночь мы помирились с Командующим. Он стоял рядом, и практически не вмешивался в управление. Слышал всю ругань, болезненно морщился при докладах, слышал, как орет Макеев, подгоняя своих ночников. Слышал благодарность Голованова за подсветку. С двух часов докладов о потерях стало меньше, затем на связь вышел Жуков и передал благодарность Ставки за действия ночников.
— Сколько "ночников" действовало, Владимир Александрович?
— Все три корпуса, и 14-й гвардейский полк КБФ.
— Пишите представление на звание "Гвардейских" всем участвовавшим полкам, дивизиям и корпусам. Не выпустили вы Манштейна из мешка.
Судец повернулся ко мне:
— Я было подумал, что ты решил всю армию угробить, ан видишь, как получилось! Умеешь ты воевать, Пал Петрович, — и протянул мне руку. Мы обменялись первым рукопожатием. До этого он меня просто
17 июля, после артподготовки, Юго-западный фронт начал наступление на Харьков. Пятая воздушная и АДД домолачивали окруженных эсэсовцев. А мы, усиленные 225-й шад и 284-й бад пятнадцатой ВА Науменко, обрабатывали внешний радиус обороны Харькова. Рихтгофен полностью перевел истребительную авиацию на "свободную охоту" и пытался, за счет действий "охотников", оправдаться за провал "Цитадели". Вместо "Ю-87", он начал использовать ФВ-190 в качестве штурмовиков, по образцу и подобию нашего И-185. Но, две 100-килограммовки вместо десяти – это слабое утешение. А кассетных бомб у немцев еще не было. Я сам летал мало, в основном занимался налаживанием управления и снабжения. Из госпиталя прибыл Иван Елисеев. Ввел его в строй, но оставлять у себя жалко! Он – один из опытнейших летчиков. Вылетели с ним в первый смешанный авиакорпус генерала Аладинского.
— Владимир Иванович! Знакомьтесь: Герой Советского Союза капитан Елисеев, с августа 41 мой ведомый, 18 сбитых лично, 28 в группе. Прибыл после ранения и отдыха. Вывозной я сделал. В седьмой гвардейский возьмешь?
— Здравствуйте, капитан! Конечно, возьму! Эскадрилью потянешь?
— Потянет, потянет! Водил он и восьмерки, и эскадрильи. А мне ведомый нужен. Я тут у вас видел сержанта N.. Как он?
— В седьмом полку, как и был. Вызвать? — он повернулся к телефону, позвонил на КП 7 гвардейского и приказал найти сержанта.
— С вещами!
— Передайте ему, что с вещами и документами, в распоряжение штаба армии.
Где-то через полчаса, пока мы чаи гоняли и разговаривали с Аладинским и его начштаба, вошел отец, доложился.
— Иван! Передай ему свою машину. Займись пока им.
Ваня подошел к сержанту и подал ему руку:
— Командир выбрал тебя своим ведомым. Заменишь меня. Пошли, расскажу тебе все.
Сержант удивленно посмотрел на меня:
— Разрешите идти, товарищ генерал?
— Идите! Знакомьтесь с машиной, — они с Иваном вышли.
— А почему именно его, Пал Петрович? Есть летчики и получше! Вон, Островский, например.
— Взгляд понравился. И машину чувствует, еще когда вывозной ему делал, то обратил внимание. И почерк похож на почерк Ивана. Чуть поднатаскаю, получится хороший ведомый. Так что у вас по увеличению штатов техсостава? Техники прибыли? — перевел я разговор в другое русло.
Когда мы закончили и подошли к стоянке, Петр лежал под крылом, положив голову на "дутик". Услышав наш разговор, поднялся и встал возле левого крыла. Я попрощался с Владимиром Ивановичем, затем подошел к нему.
— Зовут меня Павел Петрович, позывной: "Четвертый".
— Меня зовут Петя, Петр Васильевич. Позывного нет, на моем самолете был только приемник.
— Будешь "Пятым". Первый, второй, третий – это позывные 14-го полка. Налет у тебя какой?
— Самостоятельно – 25 часов, из них 8 часов на И-185. 7 боевых вылетов, три сбитых, все "лапотники". Но на таком, — он показал на самолет Ивана "И-185н-71фн", — я не летал. Капитан Елисеев показал все. Я на земле его опробовал.
— Справишься? Или…
— Справлюсь! Управление одинаковое, товарищ генерал.
— Ладно, по машинам. К запуску!
Разошлись по машинам. Вырулили на старт. Петр немного резковато тормозит. Волнуется, наверное. Решил замечание не делать, только перед посадкой скажу.
— Я - "четвертый"! Прошу добро на взлет!
— Четвертый! Вам взлет!
Взлетели, "пятый" немного близковато идет. В полках так учат.
— Пятый, оттянись и держи дистанцию 70-100 метров, выше 20.