День обаятельного человека
Шрифт:
— Ну, Паше можно было дать.
— Запомни: проявишь слабость к одному — весь дом разнесут в две недели. Я не скуп, но — принципиален. Только дураки дают, а мы — не из них. Деньги даются нам трудами, немалыми и опасными. Вот Карузо, пел, пел — и заработал рак горла. Слышала такую историю? — Он обнял Веру. — Или ты хочешь моей смерти?
— Оттого что мы дали бы Паше в долг, ты бы не умер,
— О, если б ты знала, как страстно тебя на заре буду ждать!— Он отстранил Веру от себя и запел дальше по-итальянски, и запел хорошо, запахнувши свой широкий красный халат, делая движения руками, расхаживая по комнате.
Вера влюбленно смотрела на него.
— Молодец я! —
— В четыре мы должны быть на похоронах Александры Ивановны.
— Вот занятие для понедельника! Я не пойду.
— Но это же моя родная тетка!
— Вот ты сама и иди.
— Она тебя очень любила.
— Мне очень жаль. Я ее тоже любил. Но я не пойду.
— Но я сказала всем, что ты будешь. Тебя все ждут. Им будет приятно, если ты придешь.
— Им — может быть. Но тетушке-то абсолютно все равно. Она дома лежит?
— Конечно.
— Славная тетка, счастливый человек! Лежит себе дома, спокойно, мирно. Вокруг родственники, внуки, племянники. И никаких организаций! Я пока в консерватории учился, восемь профессоров и два доцента скончались. Представляешь, сколько над ними слов наговорили! Сам выступал дважды. С тех пор не верю ни единому слову, что бы там ни говорили!
— А зачем сам выступал?
— Энтузиазм, но потом всегда смешно. Но некоторые говорят очень сильно. Сами себя до слез доводят.
— Смотри, бритва! — Вера достала бритву с кухонного шкафа.
Андрей пристроился у круглого зеркала. Машинка заработала, загремела.
— Ты знаешь, что я испытывал первую отечественную электробритву? — спросил Андрей, глядя в зеркало. — Свободно могу погибнуть.
— У нас на курсах парень продает хорошую бритву, — сказала Вера.
— Не нравятся мне твои курсы. — Андрей тщательно водил бритвой по подбородку. — Какое-то прибежище темных личностей. Вот и бритвы продают. А наркотики у вас не продают? Оружие?
— Ты же сам хотел, чтобы я учила язык!
— Никогда не понимал, зачем люди учатся иностранному языку. — Андрей расхаживал по комнате.
— Ну ты же учил язык.
— В детстве, бессознательно. Язык — это не профессия. Для стюардесс — да. А так зачем? Книжки читать? Вот радость: прочел Джека Лондона в подлиннике! «Мартин Идена» одолел! Или, может быть, с иностранцами разговаривать? О чем? С кем? Где? На международных конгрессах?
— Но тебе же в поездках помогало знание языка, — сказала Вера.
— С кем я разговаривал по-английски? Только с продавцами. Чем проще наш человек за границей, тем лучше! У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока!
— Ты бы такие вещи всем не говорил, — сказала Вера.
— Умница. — Андрей обнял ее. — Прелесть. Друг и советчик. Здравый ум, соединенный с красотой. Опора в пути, пристань, отдых после боя! Примешь ли меня, усталого, в пыли, омоешь ли мои раны, полученные в боях? Вот, вспомнил. Мне в час звонят насчет зубов, а меня не будет дома! — Андрей пошел по коридору в комнату. Вера за ним. — И тебя тоже! — Андрей сбросил халат, оставшись в трусах. — Все наше здоровье — в зубах! — Он набросил рубашку. — Лучше облысеть, чем потерять зубы.
— Ты оставь телефон, я ему сама позвоню, — сказала Вера.
— Страшный жулик, но мастер. Легче всего разбогатеть, сделавшись стоматологом. — Андрей одевался перед зеркалом. — Наживаются на наших бедах. Интересно, а у них болят зубы? Представляешь, сам себя лечит! Бормашиной! Сам себя боится, убежден! — Андрей засмеялся. — Объятый страхом стоматолог по нашей улице бежал! — запел он на мотив «Шаланды полные кефали». — А с чем рифмуется «стоматолог»?
— Археолог, — улыбнулась Вера.
— А знаменитый археолог свои курганы разрывал! — допел Андрей, завязывая галстук, потом посмотрел на часы. — Однако, уже одиннадцать. Где же твоя домработница?
— Придет, не пропадет. — Вера убирала постель. В дверь позвонили.
— Какая-то подозрительная точность, — сказал Андрей.— Не к добру. Но у меня мало времени.
— Это недолго: ты посмотри, и все. — Вера пошла открывать. — Ты должен произвести на нее впечатление.
— Рекомендации у нее есть?
— Да, хорошие, — сказала Вера.
В комнату смело вошла крепкая, здоровая девушка лет двадцати восьми.
— Здравствуйте, — сказала она.
— Здравствуйте. — Андрей смотрел строго. — Ну?
— Что? — спросила девушка.
— Как вас зовут?
— Света.
— Откуда вы, Света?
— Из Киева.
— Хороший город, сказал Андрей. В прошлом разрушенный, а теперь возрожденный к жизни. — Он смотрел на Свету, а та молча смотрела на него. — Ну, так вот, — сказал Андрей, собираясь с мыслями и расхаживая по комнате, и его речь потекла плавным потоком: — И вы, и я — мы оба — представители вымирающих профессий. Ни опер, ни балетов, ни домашних работниц скоро не будет. Я не вправе требовать от вас какой-то особенной привязанности, и нет нужды стремиться к тому, чтобы впоследствии вы превратились в Арину Родионовну, но каждый человек должен выполнять свои обязанности на любом, даже скромном посту, и мера ответственности каждого перед своим делом не зависит от величины его, — Андрей ободряюще улыбнулся, — а целиком зависит от нас. Достигнув честности в малом, мы не солжем в большом, и — напротив. — Он помолчал и начал торжественно: — Дом, в который вы попали, имеет свои традиции, уходящие довольно далеко, традиции, которые не возникают сразу, а складываются годами, веками и, достигнув определенной точки, замирают где-то, не желая терпеть какие-то изменения и поправки. Теперь вы — человек нашего дома. Это накладывает на вас ответственность. Дисциплина и точность — вот непреложный закон наших отношений, основанных на взаимном уважении друг к другу и... — Андрей посмотрел на изумленное лицо Светы и поспешил кончить: — И вот, собственно, все.
Света молча вышла из комнаты. Андрей упал в кресло.
Через некоторое время входная дверь захлопнулась, и в комнату вошла Вера.
— Что ты ей наговорил? — спросила она.
— Полный бред, — сказал Андрей. — Традиции, освещенные веками. Какие традиции! Ну, как она?
— Отказалась. — Вера села напротив Андрея. — Зачем ты ее напугал?
— Знаешь, сама разговаривай! вспылил Андрей. — Я старался! Выкладывался! Суетился перед ней! Перед кем, спрашивается? Почему ты не можешь избавить меня от мелочей? На что я трачу свой душевный пыл! Где границы между тем, что я здесь и кто я на самом деле? Где уважение, наконец? Я не требую ничего, кроме уважения своих близких. От кого еще нам ждать его, как не от вас, от тех, кто окружает, кто живет с нами под одной крышей и разделяет наш хлеб? Ты знаешь, какая странная вещь, — Андрей заговорил совершенно спокойно, — у Ванечки Белова, я вспоминаю, была бабка, которую можно переманить. Займись! Странная вещь, стоит мне выговориться, как я спокоен. Необьяснимо! — Андрей пошел в коридор. — Я уезжаю. — Вера шла за ним. — До трех репетиция, потом — что? Потом на радио, потом я тебе звоню к твоей матери, которую поцелуй. — В дверях Андрей обернулся и поцеловал Веру. — Прощай!