Шрифт:
ПРОЛОГ
В этой истории предполагается много разговоров, длинных сцен, которые будут разворачиваться на многих страницах, да и герой ее, как вы убедитесь впоследствии, не в меру красноречив, поэтому мне приятно предложить вам начало, в котором не будет никаких разговоров вообще, а будут такие славные вещи, как пляж в Серебряном бору, как летнее безоблачное небо, блеск воды, солнце, парашютисты, повисшие невдалеке над полем Тушинского аэродрома, бесшумно парящие планеры, загорелые молодые люди и девушки, легко ступающие по песку, по траве,
Герои этой истории двигаются в пляжной толпе, не выделяясь из нее и не привлекая особенного внимания, хотя девушка стройна и хороша собой, а парень — представляет из себя образец мужественности шириной плеч, открытой улыбкой, ростом и всем прочим, что должно быть в человеке, который уже достиг тридцати лет и часть этого времени он серьезно занимался своим физическим развитием, ибо ничто не может появиться просто так.
На плечи девушки наброшено полотенце, ее светлые волосы лежат свободно. Ветер от реки временами заставляет их взлетать, открывая полностью ее лицо, удивительно свежее, покрытое молодым первым загаром.
Уже далеко не начало дня, и хотя июльское солнце светит с нeослабевающей энергией и продолжает свое благородное оздоровляющее действие на горожан, они толпятся у кабинок, надевая юбки через голову и, стоя на одной ноге у воды, натягивают на другую, только что омытую, ботинок.
А наши герои, которых зовут соответственно Андрей и Вера, минуют ворота пляжа и оказываются среди множества машин, которые стоят здесь в ожидании своих хозяев, сверкая лаком и никелем, чуть покрытые пылью, жаркие внутри.
Андрей открывает машину — все ее двери, чтобы она немного проветрилась перед дорогой.
Вера переодевается в машине, собственно, ее переодевание заключается в том, что она натягивает на себя открытый сарафан.
Андрей надевает белую рубашку, легкие светлые брюки и босой садится за руль. Вера прислоняется к нему плечом, и они медленно выруливают на шоссе, пробираясь между других машин.
Выбравшись, они въезжают в сосновый лес. В открытое Верой окно врывается ветер, становится не так жарко, и путешествие приобретает приятность во всем, включая музыку, передаваемую приемником, мелькание за окном сосен, дач, и наконец, широкое шоссе впереди, которое совершенно ослепительно сверкает радужными пятнами бензина, пролитого кем-то, и просто белизной бетона под солнцем.
НОЧЬ
Среди ночи Вера проснулась в испуге: Андрея рядом не было.
Она села в постели.
— Андрей! — позвала она. — Андрей! Ты где?
Ответа не последовало.
— Андрей! — еще раз позвала она.
Что? — Андрей неожиданно показался в раскрытой двери балкона
Вера охнула.
— Жарко, — сказал Андрей, — не могу уснуть. — Он был в одних трусах, босой.
Вера закуталась в простыню и вышла на балкон.
На балконе дул слабый ветерок, и было приятно подставить ему лицо.
Андрей прилег на раскладушку, вытянул ноги. Вера стояла, облокотившись о перила.
Под ними была ночная улица, широкий поворот Садового кольца, пустынного в этот час.
Лишь изредка проносились по нему такси.
— У тебя плечи болят? — спросила Вера.
— Горят. У меня, наверно, и температура поднялась.
— Точно. — Вера положила ладонь на его лоб. — Температура. А тебя не знобит?
— Немного знобит.
— Давай я тебе спину маслом помажу, — сказала Вера. Она ушла в комнату и спросила оттуда: — Включить приемник?
— Ага, — сказал Андрей. — Поищи там что-нибудь.
Негромко зазвучала музыка.
— Эта нравится? — спросила Вера.
— Нравится, — сказал Андрей. — Ты что там делаешь?
— Масло ищу.
Вера вышла на балкон. На ней была рубашка Андрея, закрывавшая колени.
— Поворачивайся, — сказала она. — Давай, ложись на живот.
Андрей повернулся. Вера ладонями растирала масло по его спине.
Спина на белой простыне казалась почти черной.
— Ну как? — спросила Вера, втирая масло.
— Хорошо. — Андрей повернул к ней лицо, улыбнулся, глядя, как она старается. — Может, хватит? — спросил он.
— Лежи. Плечи, плечики, — говорила Вера. — Могли бы еще пошире быть.
— А тебе что, не нравятся?
Нравится, нравится, — сказала Вера. Лежи. Ты самый потрясающий атлет, которого я в жизни встречала. Гигант, атлант, кариатид.
— Я тоже так считаю, — сказал Андрей.
— И все того же мнения, — согласилась Вера.
— Ты же знаешь, что я тебя люблю? — Андрей сел, обнял Веру.
— Нет. Первый раз слышу. Да я вас никогда раньше и не видела. Кто вы такой, как вы сюда попали среди ночи?
— По трубе влез, — сказал Андрей. — Много наслышан о вашей красоте.
— Вы бы хоть штаны тогда надели. — Вера прижалась к Андрею.
— А у меня странности.
— Какие-то у вас неинтересные странности, — сказала Вера.
— Уж какие есть. Не взыщите.
— А по карнизам и гребням крыш при лунном свете не ходите?
— Нет.
— Жалко. А... — хотела она что-то еще спросить, но Андрей поцеловал ее, и, целуясь, они замолчали надолго, и лишь потом Вера сказала: — Так и задохнуться недолго. Я знаю случаи. — Она прижалась к Андрею. — Ты не поверишь — я начинаю бояться.
— Что? — спросил Андрей. — Кого ты боишься?
— Не знаю. Я боюсь себя, тебя — и за тебя боюсь, даже до глупости: вдруг ты под машину попадешь, вдруг тебя какой-нибудь бандит по ошибке ночью стукнет или я, например, отравлюсь случайно какой-нибудь любительской колбасой — и все кончится.
— Знаешь, — сказал Андрей, — когда сидишь на солнце, ты прикрывай голову. В этом все и дело.
Я тебе серьезно говорю.
— Я понимаю. Особенно насчет колбасы и бандита, который может ошибиться.