День отца
Шрифт:
Лёд зазвенел о стекло, когда Князев бросил его в стакан. Забулькала жидкость.
— Не могу сказать, что я был рад её видеть, твою Орлову, — вернулся Олег со стаканом в руке. — Я ненавидел её за то, что она с тобой сделала. И это было очень свежо. Ненавидел за то, что ты еле выкарабкался. За то, что женился… — он предостерегающе поднял руку, когда я хотел возразить, и скривился. — Я тебя умоляю, а то здесь кто-то не понимает почему ты так поспешно женился. Из-за неё. Только не спорь, Рим! — скривился он.
Да не спорю я, не спорю, Князев.
Я
— Ну и? — выдохнул я.
— Ну и слово за слово, я купил зажигалку, сделал памятную гравировку и пригласил Орлову выпить.
— И она?..
— Согласилась, — развёл он руками. Сел рядом. — Уж не знаю, правда ли она была рада возможности узнать о тебе, или только делала вид, но когда мы пошли в бар, то говорили в основном о твоих делах. Говорили, говорили и, как водится, надрались. Я тогда жил на съёмной квартире, недалеко. Ну ты помнишь.
— Помню, — кивнул я, пока он, морщась, нехотя, как лекарство, глотал горький скотч.
Все его съёмные квартиры были на один манер, как и машины, все для одной цели: произвести неизгладимое впечатление на слабый пол, по назначению и использовались.
— Не сказать, чтобы она согласилась охотно, — передёрнуло его от крепости напитка. Князев отставил стакан на низкий столик и на него же сложил ноги, откинувшись к спинке дивана. — Но я был в том настроении, что будь она хоть монашкой, хоть матерью троих детей, не то, что твоей бывшей подружкой, я бы уговорил её пойти ко мне всё равно.
— И ты уговорил? — приподнял я одну бровь и так зная ответ.
— Да особо и уговаривать не пришлось, — гнусно улыбнулся он. — Сказал, что у меня есть фотки с твоей свадьбы, а ещё старых школьных — целый альбом. И вообще я твой лучший друг, который знает о тебе всё. А она же сама давила на то, что бухает со мной только потому, что ей интересно как твои дела. Так что отказаться ей было никак.
— Вот ты козлина, Князев, — покачал я головой.
— А то ты не знаешь, — хмыкнул он.
— Да я то знаю, — тяжело вздохнул я. — Всё? Или будут подробности?
— Всё?! Да я только начал, Азаров, мужайся!
Я закатил глаза. Всечь ему хотелось невыносимо.
И он, скотина, заслужил, как никогда. И дальше продолжал напрашиваться...
что увидит чукча
сразу петь про то
с ним не ходит в баню
никогда никто
— Горячая она штучка, твоя Орлова, — сально осклабился он.
— Я в курсе, — скривился я, давая понять, что сейчас точно всеку.
Он понял.
— В общем, что там было дальше, примерно ты себе представляешь. Опущу эти скабрёзности. Утром она вызвала такси, а я… — он побарабанил пальцами по обивке дивана, глядя в одну точку, потом резко вскинул голову, тряхнув блондинистой шевелюрой, но я перебил:
— Дай угадаю. Ты ведь не собирался рассказывать.
— Рим! — выдохнул он, снимая со стола ноги. — То, чем она поделилась, — он кашлянул. — Меня просто порвало. В клочья. Я бы ни за что тебе ни сказал.
— Так и не говорил бы, — мрачно покачал я головой. Но знал, что он мне ответит: и не сказал бы, если бы она не вернулась.
Уперев локти в колени, он уронил голову вниз, но потом поднял и посмотрел в упор:
— Она сказала, что любит тебя. Понимаешь? Сказала, что всегда любила. Тебя. Те-бя!
Я усмехнулся и… всё понял.
Эти его «кхы-кхы», «я с ней спал», «вместе провели ночь», а ещё обронённое вскользь «никогда не забывать, как вредно потакать инстинктам».
Чёртов адвокат! Дать зарок и тут же его нарушить?
Сраный жонглёр словами! Куда вдруг делись из твоего лексикона простые и понятные эвфемизмы к слову «отымел»? Почему «спал», а не «переспал»?
Сукин ты сын, Князев! Сукин ты сын!
— Знаешь, Князев, пару недель назад я бы сказал: добро пожаловать в наш клуб! Клуб людей, которых сильно удивила Владислава Орлова! Протянул бы тебе пачку салфеток, ведро мороженого, включил сопливую мелодрамку, сочувственно обнял, разрешив поплакать на своём плече. Но сегодня, извини, я уже истратил весь запас жалости на одного несчастного идиота, который малодушно ненавидит мою девушку, потому, что?.. — я выразительно приподнял одну бровь. — Она меня любит?
— А ты не понимаешь? — подскочил он.
— Да что я должен понимать, Олег? — подскочил я следом. — Ты думал, она конченая сука, красивая избалованная стерва, которой на всех плевать, а она классная! Неожиданно, да? Искренняя, умная, весёлая. Забавная. С ней интересно. Милая, нежная. С ней легко. И она… моя. Смирись, брат! Хорошая была попытка, но не засчитана.
— Рим! Очнись! — тряхнул он меня за плечи. — Да, она не стерва. И она классная, базара ноль. Я всегда это знал. Мы, считай, взрослели вместе. Но она же… — он словно не мог подобрать слово. — Не знаю даже, как правильно её назвать-то? Грёбаная мазохистка или всё же расчётливая сука? — выдохнул он.
И всё же выпросил: получил в плечо. Резко, больно, точно. Чувствительно.
Скривился, глядя на меня исподлобья. Прижал к себе ушибленную руку, но не замолчал:
— Услышь меня, наконец, Рим. Она любит тебя, ты любишь её, но она разбила сердце тебе, себе, Бахтину, просто потому, что поставила цель выйти замуж за него. Просто потому, что так надо. Ей надо, этой любимой папиной дочке, долбанной Алмазной Принцессе с каменным сердцем. Понимаешь? Она любила тебя, да и сейчас, наверное, любит, но выбрала его. Потому что он красивый, он знаменитый, он ей подходит, а ты — нет. Он такой, каким по её понятиям должен быть принцессин муж. Это оказалось для неё важнее — исполнение её сраной мечты.