День отца
Шрифт:
Я выкинул огрызок и наклонился её поцеловать.
— Мн-н-н, — замычала Слава, отвечая на «яблочный» поцелуй, сладкий холодный и влажный. — Как же я люблю твои губы. Помнишь, как ты меня первый раз поцеловал?
— Нет, — соврал я.
Она улыбнулась.
— Взял на слабо. Сказал: как же ты будешь целоваться со своим хоккеистом, если не умеешь? Обслюнявишь его всего. Или будешь стоять бревном.
— Я правда так сказал? — улыбнулся я. — Чего только не придумаешь, чтобы затащить девчонку в тёмный уголок.
—
— Лучше хоккеиста? — прищурил я один глаз.
— Лучше всех.
— И лучше Олега Князева?
— Кого? — удивилась она.
— Моего зеленоглазого стройного друга блондина.
— А-а-а, который бывшая модель? — Теперь Славка специально иногда делала вид, что её подводит память. Она знала Князева столько же, сколько и меня, мы дружили со школы.
— Угу, — кивнул я.
— Что это ещё за ревнивое «угу»? — резко села она и, не дожидаясь, когда я проблею что-нибудь в своё оправдание, сама ответила: — Если ты про тот случай, когда он позвал меня к себе, так я пошла только потому, что он твой лучший друг.
— Звучит как неплохое начало для интрижки. И вы надрались, — приподнял я бровь обвиняюще.
— Ты правда ревнуешь? — округлила она глаза.
— А почему нет? — удивился я.
Она крепко обвила руками мою шею. И зашептала в ухо:
— Ничего такого не было. Суровый и беспощадный стриптиз с полной душевной обнажёнкой. И, кажется… я нанесла ему психическую травму. Он и так меня ненавидел, а теперь и подавно обходит по широкой дуге, как парня в плаще на голое тело. Но я это исправлю. Постараюсь.
— Не стоит! — испуганно замотал я головой. — Он мне ещё нужен. Он всё же занимается моим разводом.
— Как скажешь, — улыбнулась Славка, а потом низко и чувственно выдохнула в ухо. Мурашки побежали по коже. — Проводишь меня до машины?
Я не успел ответить.
— Безумно заводит эта твоя ревность, — легонько прикусила она мочку моего уха.
Надеюсь, Князеву там икалось, пока под нами скрипело сиденье.
Славкины зубы впивались в моё плечо. Громкая музыка. Тонированные стёкла. Машина ритмично раскачивалась, выдавая нас с потрохами, когда мы набирали высоту, словно взмывая в небо с взлётной полосы…
— Мы клятвопреступники, — я едва подавил блаженный стон.
— О, да! — выдохнула моя Принцесса сейчас не на горошине, кое на чём более объёмном:
Нам чувства страстью руки развязали!..
Сердца, соединяясь запели в унисон…
Встречались мы тайком, родным мы долго врали!..
Ты мой клятвопреступник... Целиком!* — продекламировала она хрипло.
Наши губы снова встретились.
И, не заходя на посадку, мы пошли на второй круг…
(*Прим.
Улыбка, как приклеенная, сопровождала меня после обеда весь день.
Я улыбался, когда шёл по коридорам своей конторы. Улыбался, когда засовывал в общий холодильник недоеденный гамбургер, чтобы съесть его вечером. Улыбался, увидев знакомые контейнеры «Kle_Ver» в служебном холодильнике — кто-то из девчонок у нас на этаже тоже сел на диету к лету.
Эти упаковки напомнили мне, что надо заехать к Годунову.
И вечером, когда по пути с работы я завернул к Менту, то всё ещё улыбался.
— С тобой всё в порядке? — недоверчиво спросил Годунов, глядя на блаженное выражение на моём лице.
— Странная штука жизнь, — вздохнул я. — Вроде растём, взрослеем, мужаем, набираемся опыта, а где-то в душе всё так и храним глупые детские мечты.
— Это ты о чём? — удивился он.
— Это я так, о своём. Забей, — махнул рукой. — Пустое.
Честное слово, ну не рассказывать же ему, что где-то так я себе это всегда и представлял: я, Славка, раскачивающиеся машины, укромные местечки, взрыв гормонов, снос башки. Жара, огонь, пожар… в двадцать лет.
Мы с Ментом обсудили, что со Славкиным здоровьем есть успехи.
— Надо бы их закрепить, убедиться, что они действительно есть, — кивнул Мент.
А потом постепенно разобраться, что именно вызывало у Славки такую странную реакцию — провалы в памяти. Я понятия не имел с чего начать, но Кирилл сказал довериться профессионалам, то есть ему, и просто делать, что он скажет. Когда он скажет.
Я подошёл к большой доске, висящей на стене.
На северо-западе широкого прямоугольника доски была закреплена уже знакомая мне карта. Но весь фронт событий развернулся на той «четвертинке» круга, что указывала вниз, на юго-восток от станции «Вороново».
Работа была проведена огромная: фотографии, адреса, имена, фамилии названия. Подчёркнутые, перечёркнутые, вычеркнутые, обведённые кружочком.
Вот только красных точек теперь было не три, а четыре.
— Ещё одна девочка пропала? — испугался я.
Мент отрицательно покачал головой.
— Ты всё же взял на контроль моё дело! — догадался я.
Благодарно кивнул и ткнул пальцем в место на карте, где нашли Стефанию, что теперь и было отмечено четвёртой красной точкой.
— У меня не было выбора, — выдохнул Годунов, скрестив руки на груди.
— А это что? — удивился я странным обозначениям на карте.
— Всё тебе расскажи, — хмыкнул он, усаживаясь на стол. — Слышал такое понятие как «тайна следствия»?
— Ой, я тебя умоляю, — скривился я. — Я вообще-то заинтересованное лицо, — никак не мог я уловить связь между всеми этими точками.