День рождения монстра
Шрифт:
На следующий день они не подходили близко, чувствуя свою вину. Только однаджы Дын появился перед Клариссой, засунул два пальца в рот и притворился, что его будет рвать. Пока Кларисса приходила в себя, он снова сбежал, громко хохоча. Как ни странно, но чундрикам, которые залазили в самые неожиданные места удалось сделать то, чего никак не мог сделать Хост с компанией. Они нашли склад взрывчатых материалов. Такие материалы применялись в мирных целях и не были запрещены на острове. По непонятной причине, они не были уничтожены монстром.
Дын взял кусок взрывчатки, оторвал рукав своей рубашки и крепко
– Я пришел сказать, что это он все виноват, – говорил он, – я ничего такого не хотел. Я хочу извиниться и мне нравится слушаться приказов. А вот вам посылка пришла – он протянул узелок ближайшему.
– Мне? – удивился Хант.
– Ага, тебе.
Хант взял узелок и стал его развязывать. Непонятный предмет взорвался прямо у него в руках. Человек погиб мгновенно. Дын попробовал сбежать, но двое мужчин его поймали. Кларисса сидела и плакала.
– Я думаю, что этого терпеть больше нельзя, – сказал Мастер. – Их нужно усмирить или наказать.
Второго чундрика тоже вскоре нашли. Он сидел среди развалин и щелкал по носу свое отражение в луже.
– Сколько будет пятью девять? – спросил Мастер.
– Сорок пять, – ответил Петка.
– Какая твоя любимая марка автомобиля?
– Аскельд 217.
– Он вполне нормален, – сказал Мастер, – они оба вполне нормальны, их интеллект не ниже среднего. Они должны отвечать за свои поступки.
Вечером этого дня они снова встретили Коре и Гессе.
40
Помещение представляло собой уцелевшее крыло полуразрушенного госпиталя.
Большая душевая была обложенная изнутри мягкой белой плиткой, снабженной микроскопическими порами, сквозь которые под давлением била вода. Крыша душевой комнаты была прозрачна, для загара. Внутри размещались четыре кабинки и большой лежак, принимающий форму тела любого человека, который захотел воспользоваться его услугами. Впрочем, сейчас вся вспомогательная аппаратура не работала.
Чундриков втолкнули в комнату и герметично заперли дверь. Они осмотрелись Дын начал раздеваться, а Петка толкнул его. Дын упал, запутавшись ногами в одежде. После этого началась игра – чундрики разделись и голыми гонялись друг за другом. Они перевернули лежак и устроили импровизированное укрепление, которое пытались друг у друга отбить. Хост Хо наливался гневом.
– Я приказываю прекратить! – произнес он в микрофон.
Чундрики остановились с виноватым видом.
– Ну не надо, мы больше не будем, – сказал Петка и толкнул Дына под ребра.
– Через минуту я включаю горячую воду! Вы приговорены к свариванию живьем! – продолжал Хост Хо. – У вас есть последние желания?
– Не надо.
– Аппеляции не принимаются.
– Мы будем слушаться. Правда.
– И дайте мочалку, – добавил Дын и заскочил за лежак. Петка принялся его оттуда вытаскивать.
– Я включаю! – последние слова не произвели ни малейшего эффекта. Чундрики продолжали возиться. Дверь приоткрылась и кто-то бросил на пол две мочалки, выполняя последнее желание приговоренных. Вода брызнула из стен.
Вода, застоявшаяся в трубах, была горячей, но не слишком обжигающей, градусов около семидесяти. Разрушенная энергетическая система не могла нагреть ее сильнее. Чундрики стали в соседние кабинки и принялись мыться. Было заметно, что они получают от этого неподдельное удовольствие. Запертое помещение постепенно наполнялось паром.
– Сто лет не мылся! – сказал Дын.
– А ты всегда был грязнулей, – ответил Петка и бросил в него обмылком.
Еще несколько минут они парились, шлепали друг друга ладонями, приседали и всячески выражали удовольствие.
– Я же им сказал, что они сейчас умрут! – удивился Хост. – Может быть, они не поняли? Или я чего-то не понимаю?
– Просто они чундрики, а ценность жизни чундрика равна нуля. Даже для самого чундрика, – ответил Гессе. – Нужно было их умертвить не столь показательно.
Температура воды поднялась до восьмидесяти двух. Чундрики уже не играли, как зверушки; они стояли в центре комнаты, там, где, струи были не так густы и фектовали на указательных пальцах. Их движения становились все медленнее. Им явно не хватало воздуха, потому что их рты стали огромны и занимали большую часть лиц. Они вдыхали все, что могли, и продолжали играть. Вот один из них упал, а второй продолжал тыкать его пальцем в подмышку. Их кожа стала совершенно красной. Вот упал и второй. Еще несколько минут тела шевелились.
– Они так и не поняли, что умрут, – сказал Хост. – Я ошибся. Я тоже могу ошибиться. Нужно было просто бросить их в лесу.
Два часа спустя людей у госпиталя уже не было. Никто не подумал о том, чтобы закрыть воду и она, добравшись до верхнего края стен, приподняла стеклянную крышу – с хлопком разрушила герметичность и стала вытекать. Крышу смыло вниз; поверхность воды была гладкой и снежно белой от растворенного мыла.
Такой белой, что невидимые облачка пара, низко летящие над нею, отбрасывали хорошо видимые тени. Иногда из глубины всплывал пузырек воздуха и оставлял в белой пене черное пятнышко, которое быстро затягивалось.
41
За последние недели Хост так изменился, что уже не казался человеком. Он все меньше контролировал себя. У него увеличился рост и объем. Когда Гессе впервые заметил это, то удивился, потому что знал, что изменяющиеся не могут изменять массу своего тела – это бы противоречило законам природы. Однако он нашел объяснение этому феномену – Хост просто стал больше есть и все больше сырую пищу. Соответственно наращивался и объем его организма. Увеличение массы было вполне естественно – во-первых, в сязи с его ролью вождя, во-вторых в связи с предстоящей схваткой с монстром. Ему стала мала одежда и обувь. В первый раз все началось с обуви, которая стала растирать ноги. Любая обувь изготавливалась так, что просто не могла не подходить к ноге – давно ушли в прошлое те времена, когда обувь шили; теперь ногу просто опускали в ванночку с быстро твердеющим полимером и вещество в точности повторяло форму ступни. Наружная раскраска и форма обуви могла быть любой, но внутренность точно и упруго подходила к человеческому телу. Обувь могла натирать ноги лишь детям, которые из нее вырастали. За последнии две недели Хост был вынужден сменить обувь четыре раза.