День рождения
Шрифт:
— Ты что, умеешь сам мандолины делать?
— Вот тебе раз! — Молчавший до сих пор Ахтияр Хакимьяиов всплеснул руками: — Да он все делает сам! Коньки сделал, лыжи сделал, дочке Серби-агай пенал смастерил. Он даже гармошку делает! И песни сам сочиняет!
— Про песни я знаю.
— Ну хватит вам! Как будто больше не о чем говорить, — сказал Миннигали.
Когда взрослые стали расходиться от костра, ребята тоже отправились спать.
Вскоре все улеглись, и стало совсем тихо.
Миннигали лежал на спине у самого входа в шалаш. Сон не шел. Возбужденный разговором со сверстниками,
Мечты унесли его далеко-далеко… Он почувствовал, что уснуть не удастся, поднялся и тихо, чтобы не разбудить товарищей, вышел наружу.
На небе, наполовину очистившемся от туч, горели звезды. Ветер стих. В березняке позванивали колокольчики — там стояли колхозные лошади.
Миннигали с детства любил ездить верхом, и сейчас ему пришла в голову озорная мысль: а что, если покататься на коне бригадира? Ночь, тишина, никто не увидит.
Через поле он зашагал к деревьям.
Черневший по краю поля лес приблизился и стал таинственным и загадочным. Вспомнилась давняя история…
Миннигали тогда было лет пять, не больше. Отец собрался в поле сеять. Миннигали стал просить, чтобы он взял его с собой. Но отец поехал один. Миннигали увязался за ним следом. Долго он бежал, но догнать отца так и не смог, сбился с тропинки и заблудился в лесу. Целый день кружил на одном месте, проголодался, устал. Ночь наступила холодная, а на нем всей одежды было — холщовая рубашка, ни штанов, ни обуви. И, на беду, еще пошел дождь. Миннигали ни разу не присел на землю, он боролся с одолевающим его сном, старался все время двигаться, не переставая, ходил взад-вперед, чтобы согреться. Так прошла ночь, наступило утро. Миннигали обессилел. Чтобы не упасть, он привалился к старой кривой березе. Отец, всю ночь искавший его поле-су, когда увидел сына, обезумел от радости:
— Мальчик-мой! Миленький! Слава аллаху! — Он прижимал к себе продрогшее тельце сына и вдруг заметил, что у него руки и ноги в крови. — Сыночек, что с тобой? — испугался он.
— Земля была мокрая и холодная, я боялся садиться и все время ходил и ходил в темноте, а ветки царапались и хватались! — ответил Миннигали.
Когда об этом услышали старики, они закачали головами и сказали:
— Какой умный ребенок! Наверно, боялся простудиться… Счастливых! Хабибулла, хороший сын у него растет…
Миннигали вспомнил эту историю и повернул назад, к шалашу.
Что за дурость — мучить уставшего за день на работе коня! Какой был бы шум, какой позор, если бы его поймали за этим делом! А старики? Они больше не говорили бы, что у Хабибуллы растет хороший сын…
IV
Колхозники переезжали на Давлибуляковское поле. Миннигали был за кучера. Он не торопил лошадь, и та лениво брела по осенней слякотной дороге. Лишь время от времени мальчик дергал легонько вожжи, посвистывал для порядка,
О своей родной сторонке
Наповал песни звонко,
Как веселая девчонка,
— По лугам бежит речонка…[8]
Одна из девочек не выдержала и слегка подтолкнула молодого кучера:
— Да погоняй же, погоняй свою лошаденку!
Миннигали, не ответив, а лишь отмахнувшись, запел новый куплет:
К нашим нивам, огородам,
Где мы ходим хороводом,
Нe вернуться этим водам…
— Миннигали, давай побыстрее! — Девочки не хотели отстать от обоза и зашумели, загалдели на все лады.
— Ты посмотри, впереди уже не видать взрослых.
— Мы же заблудимся, если отстанем от них!..
В ответ на их причитания Миннигали рассмеялся:
— Ничего, не пропадем!
— Ну что ты ломаешься? Дай, я сама, — с этими словами Туктарова Разия потянулась к вожже.
Но Миннигали грозно выставил локоть:
— Не тронь! Спойте песню, тогда повезу!
— Да что ты кривляешься, «поперечная голова»!
— Пойте! — настаивал Миннигали.
Девочки заупрямились:.
— Не будем!
— Ах, не будете! Ну, тогда едем шагом!
— Не ты хозяин лошади. Она колхозная. Дай сюда вожжи!
— Не дам! Я отвечаю за нее, а не вы. — Распалившийся Миннигали исподлобья глядел на девочек, которые тоже не хотели уступать. — Так вы хотите, чтоб я упрашивал вас?
— Миннигали, что ты артачишься, поезжай скорее!
Поднявшись на холм, Миннигали и вовсе остановил лошадь. Слез с арбы. Потребовал снова:
— Пойте, говорю!
— Ни за что! — не сдавались девочки.
— Ах, так? Последний раз говорю — пойте! Раз… два-три… — Миннигали посбрасывал девочек с арбы и погнал лошадь под гору.
Девочки с воплями и смехом бросились за ним:
— Миннигали!.. Миннигали!.. Сто-о-ой!.. Споем!
Только перед ручьем, журчавшим в уреме, Миниигали остановил лошадь.
Когда запыхавшиеся, вспотевшие от бега девочки снова забрались в арбу, он удовлетворенно засмеялся:
— Ну как, пробежались?
— Не скаль зубы, «поперечная голова»! Попало тебе от моего брата, когда наложил грязи мне в ведра, попадет к на этот раз! — сказала Разия.
— Не попадет, ябеда! Передай своему братцу, что не боюсь я его. — Миннигали презрительно повернулся к Разие спиной и прикрикнул на лошадь: — Но-о-о!.. — А потом погрозил Разие: — Если много будешь болтать, возьму да и брошу в лесу одну.