День восьмой
Шрифт:
— Джордж уже ходил к Эшли?
— Брек, сегодня утром я нашла у себя на зеркале записку. Джордж на несколько дней уехал.
— До четверти девятого нет пассажирских поездов.
— Боюсь, он уехал товарным.
— Где девочки?
— В четверть девятого они собираются ехать и Форт-Барри в церковь.
— Попроси их перед уходом подойти к моей двери.
Без нескольких минут восемь Фелиситэ и Энн — две барышни, принарядившиеся для поездки в церковь, — остановились у дверей его комнаты. Он посмотрел на них так, словно увидел впервые. Он не знал, что сказать им. Они не знали, что сказать ему. Они стояли, широко раскрыв глаза, и ждали. Они напоминали ланей, которых он так часто убивал на охоте.
Наконец
— Желаю вам хорошо провести время.
— Спасибо, папа.
— Там на комоде лежит доллар. Отдайте его за меня в церкви.
— Хорошо, папа.
— Вы успеете по дороге на станцию зайти к Эшли?
Девочки кивнули.
— Попросите Джека и миссис Эшли прийти сюда к половине пятого.
— Хорошо, папа.
— Вы хорошие девочки. Папа вами гордится.
Обвинительное заключение в большой мере основывалось на показаниях девочек. Они передали Джону Эшли приглашение, ничего не говоря об оружии. Обвиняемый спокойно заявил, что понял их так, будто его приглашают на обычные воскресные упражнения в стрельбе. Что в действительности имел в виду Брекенридж Лансинг, не известно, но, увидев, что гость принес с собой ружье, он послал жену в дом за своим. Мужчины подбросили монету, и Эшли выпало стрелять первым. В глубоком ущелье, где расположен Коултаун, даже в мае темнеет очень быстро. Лансинг был убит третьим выстрелом, когда он уже немного устал, а вокруг уже сгустились сумерки.
Вечером следующего дня брат Брекенриджа Фишер, лучший адвокат северной части штата Айова, приехал, чтобы заняться подготовкой погребальной церемонии, которая, надо сказать, удалась на славу. Члены братств явились в баптистскую церковь при всех регалиях. Оркестр Клуба Чудаков, выстроившийся на тротуаре, исполнял «Траурный марш» из «Саула» Генделя. Джон Эшли слушал его, сидя в своей камере. Из Питтсбурга прибыли представители главной дирекции и присутствовали на богослужении в цилиндрах. Две церковные скамьи были отведены для администрации шахт «Колокольчиковая» и «Генриетта Макгрегор». Славословия покойному могли растопить даже каменное сердце, но не произвели ни малейшего впечатления на Вильгельмину Томс. Коултаун еще не видывал подобных похорон.
Фишер Лансинг участвовал в это время в двух или грех громких процессах в Айове, но приезжал в Коултаун каждые две недели, чтобы влиять на ход следствия по делу Эшли. В начале процесса большинство жителей города были уверены, что гибель Лансинга припишут несчастному случаю, вызванному неисправностью ружья Джона Эшли. Враждебное чувство к обвиняемому начало сказываться лишь постепенно. Фишер посетил всех именитых граждан. Он по целым вечерам разглагольствовал в баре гостиницы «Иллинойс». «Уж я позабочусь, чтоб этот сукин сын получил по заслугам, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни. Он пятнадцать лет старался выжить моего брата, чтоб сесть на его место, и наконец решил его пристрелить, сволочь проклятая… Джесс Вилбрем и этот ваш доктор, как бишь его, болтают о каком-то дефекте в ружье. Все это чушь! У нас в Айове таких глупостей не услышишь. Нет, сэр!»
Еще во время отбора присяжных Юстэйсия нашла у себя на крыльце первое из целой серии анонимных писем. Она была благодарна их авторам. Они помогли ей подготовиться к допросу на суде. Она совершенно ясно и спокойно заявила, что ее муж никогда не жаловался на дурное отношение Джона Эшли. («Благодарю вас, миссис Лансинг».) В тот день, когда произошло несчастье, мистер Эшли, видя, что ее муж еще не совсем оправился после болезни, хотел отложить упражнения в стрельбе. Не он, а именно ее муж настоял на том, чтобы сделать несколько выстрелов. («Благодарю вас, миссис Лансинг».) В качестве душеприказчика своего брата Фишер Лансинг обошел «Сент-Киттс» и осмотрел все оценивающим взглядом. Дирекция шахт предоставила Юстэйсии право еще пять лет безвозмездно пользоваться домом.
— Что это такое, Стэйси?
— Они вместе работали над изобретениями.
— Что-нибудь путное?
— Не знаю, Фишер. Если в них и есть что-нибудь путное, то это изобрел Джон Эшли.
— Редкостной красоты чертежи. Бреку бы ни за что так не сделать. Это запатентовано?
— Нет. Они хотели отправить их в Патентное бюро, но так и не собрались.
— Я возьму их с собой и покажу одному приятелю.
— Но, Фишер, это работа мистера Эшли.
— Послушай, сестра, ты зря мне это говоришь. У Брека не хватило бы мозгов даже на то, чтоб изобрести консервный нож. Чертежи замечательные. Я возьму их с собой. Тут может быть заключено целое состояние. Тебе ясно?
— Фишер, это принадлежит Джону Эшли.
— Стэйси! Когда процесс будет окончен, Джон Эшли перестанет существовать. Преступники — не граждане. Живые или мертвые — они не правоспособны.
Фишер часто возвращался к вопросу об «имуществе» Юстэйсии. Оно было довольно значительным. На протяжении многих лет по ее совету муж приобретал то какой-нибудь участок в городе, то горный луг. Это свидетельствовало о недюжинной деловой сметке, потому что Коултаун не рос, а скорей находился уже в застое, и Юстэйсия это понимала. Более того, она убедила Брекенриджа открыть второй текущий счет в банке Форт-Барри, вне пределов досягаемости жадного любопытства Коултауна. Эта операция, а также ее многочисленные элегантные туалеты давали пищу для предположений, что она очень богата. Теперь у нее будет страховка и пенсия.
— Стэйси, у тебя достаточно денег для того, чтобы ты с девочками могла прекрасно жить. Впрочем, заработать еще кое-что на этих изобретениях вам не помешает. Тебе надо как можно скорей уехать из Коултауна и начать наслаждаться жизнью.
— Я никогда не уеду из Коултауна.
— Ты хочешь остаться здесь? В этой дыре?
— Фишер, я не уеду из Коултауна и прошу тебя больше не говорить со мной на эту тему.
— Где Джордж?
— Не знаю где. Он часто исчезает неизвестно куда на неделю-другую.
— Если хочешь знать мое мнение, то Джордж всегда был немного не в своем уме.
Юстэйсия посмотрела на него — долгий холодный взгляд. И легкая усмешка на губах.
Юстэйсия была на суде только однажды — когда ее вызвали давать показания. Ольга Сергеевна навещала ее почти каждый день и рассказывала о ходе процесса. В тот день, когда был объявлен приговор, Ольга Сергеевна пришла в «Сент-Киттс» с красной розой в руках. Юстэйсия встретила ее у дверей. Ни та ни другая не произнесли ни слова. Ольга Сергеевна перекрестилась, положила розу на стол в прихожей и вернулась к своим делам. Во вторник 22 июня Юстэйсия с дочерьми пришла утром на станцию, чтобы ехать в Форт-Барри в церковь. Мистер Киллигру попросил ее зайти к нему на телеграф.
— Миссис Лансинг, вы, верно, еще не знаете последние новости? — И он рассказал ей о происшедшем.
— Кто-нибудь ранен, мистер Киллигру?
— Нет, мэм. Полиция прочесывает лес. Я подумал, что вам будет интересно об этом узнать.
— Спасибо, мистер Киллигру.
Они продолжали свой путь.
К Юстэйсии приходили полицейские. Из анонимных писем она знала, что ее подозревают в том, будто она заплатила несколько тысяч долларов спасителям своего любовника. Незваные гости вначале были почтительны, но постепенно становились все более грубыми. Она оказалась достойным противником. Эти посещения очень ее радовали. Они доказывали, что главный герой еще жив. Будут потом и другие доказательства. Туман, скрывающий истину, рассеется. Таков закон жизни — рано или поздно все тайное становится явным.