Денарий кесаря
Шрифт:
Кто из нас в младенчестве не забавлялся погремушкой? Овечий пузырь, надутый и высушенный, внутрь заправлена горсть сухого гороха, палочка… Не знаю, кто держал ту палочку в эту страшную ночь, но все мы в полной мере ощутили, что испытывает сухой горох внутри пузыря. Нас бросало от борта к борту, било о скамьи и настил – и все это в полной темноте. (Во избежание пожара фонари пришлось загасить.) Опытные гребцы и матросы догадались привязаться к скамьям, но нам этого никто не подсказал. Мы с Акимом набили себе россыпи синяков, когда к нам на ощупь пробрался отец. По его подсказке
Наша либурна не погибла в ту ночь только Божьей милостью. Одной волны, из тех, что бросали нас в море, было достаточно, чтобы раздавить хрупкую скорлупку из дерева. Но она только прыгала с одной водяной горы на другую, как та погремушка, брошенная в ручей. Более того, никто из команды не утонул, а судно осталось в целости. К утру шторм утих, мы выбрались на палубу и нашли на ней четырех обессиленных моряков, которые спали прямо на мокрых досках. Уцелела даже мачта с парусом – ее хорошо привязали. Ветер снес только навес на корме, но его быстро восстановили. Господь оказался милостив к нам. Что до меня, то, как я понял много позже, он сохранил мне жизнь лишь затем, чтоб послать новые, более суровые испытания. Чаша моя была еще не испита, я только отхлебнул чуток…
Полдня команда приходила в себя; все это время "Дельфин" покачивался на мелких волнах. Легкий ветерок гнал нас к югу, и к полудню вдали показалась полоска земли. Моряки радостно закричали, и крик этот разбудил триерарха, которого матросы утром бережно перенесли вниз. Выбравшись на палубу, Леонид долго всматривался в приближавшийся берег, и вдруг лицо его потемнело.
– Крит, будь он проклят!
– Крит, ну и что? – удивился отец.
– Пиратское гнездо!
– Разве Август не уничтожил пиратов?
– Август давно умер, сейчас Римом правит Тиберий. Не знаешь этого, префект? – мрачно ответил Леонид и потребовал разбудить помощника.
Спустя короткое время весла вспенили море, и "Дельфин" двинулся прочь от негостеприимного берега. Но либурна двигалась медленно – мешал встречный ветер. Триерарх то и дело с опаской оглядывался, и внезапно разразился проклятиями. Мы, не сговариваясь, обернулись. Неподалеку от береговой полосы появилась точка, которая быстро росла.
– Заметили! – с горечью пояснил Леонид. – После штормов они особо зорко следят за морем. Скоро догонят!
– Мне говорили, что "Дельфин" – самое быстроходное судно! – удивился отец.
– На парусах и при попутном ветре нас не догонит сам Гермес! Но мы идем на веслах. У нас по одному гребцу на весло, а у них – двое! Настигнут еще до темноты!
Скоро мы убедились в правоте триерарха. Преследовавшее нас судно вырастало на глазах и скоро оказалось настолько близко, что можно было разглядеть фигуры людей на его палубе.
– Надо поставить мачту и вывесить вексиллум! – посоветовал отец. – Они не осмелятся напасть на римское военное судно!
– Какая им разница, кого грабить! –
– У нас нечего грабить! Это не торговое судно!
– Восемь десятков здоровых, крепких мужчин… Ты знаешь, почем сейчас рабы?
– Что будешь делать?
– Драться! В моей команде большинство – вольноотпущенники. Они уже однажды стояли в цепях на рынке… Это будет наш последний бой, префект! У пиратов людей втрое больше…
Леонид все же внял совету: поднял мачту и вывесил вексиллум с волчицей на красном поле. Как и предсказывал триерарх, это не остановило пиратов – их судно продолжало приближаться.
– Прикажу гребцам убрать весла, – вздохнул Леонид. – Надо вооружиться и немного отдохнуть перед боем.
– Скоро стемнеет! – остановил его отец.
– Нас догонят раньше!
– И все же погоди… – отец задумался на мгновение. – Как происходят морские сражения? Мне не доводилось…
– Они обойдут нас с левого борта – им, с правого, бросать кошки сподручнее. Если мы не перестанем грести, то носом своего корабля сломают нам весла, затем подтянут кошками ближе и станут прыгать на борт. Ну а здесь… Резня, как и на суше.
– Значит, нужно их задержать. Марк! – повернулся отец ко мне. – Неси свой лук!..
Спустя несколько дней я вновь оказался на марсе. В этот раз я тщательно привязался к мачте. Удивительно, но мне было не страшно. Я и думать забыл о высоте, во все глаза глядя на догоняющих нас пиратов. Я стоял лицом к ним, пряча лук за спиной. Но пираты, толпившиеся на палубе триеры, не смотрели на меня – кому интересен жалкий марсовый? Их глаза не отрывались от палубы "дельфина": хищники оценивали добычу.
– Помни, Марк, – сказал мне отец, – не раньше, чем их нос приблизится к нашей корме…
Поставленная мачта дала дополнительную опору ветру или же наши гребцы устали – триера догоняла нас стремительно. Я уже отчетливо различал лица пиратов – они скалились в ухмылках. То, что на "Дельфине" гребли до последнего, похоже радовало преследователей. Сопротивления не будет! Или почти не будет… Некоторые пираты, стоявшие у правого борта (Леонид оказался прав), нетерпеливо крутили над головами веревки с кошками. Но эти разбойники не нужны мне. Я присмотрелся. Главарь пиратов в богатом медном панцире, наверняка принадлежавшем ранее какому-нибудь трибуну, стоял на мостике и что-то кричал своему воинству. Наверное, приободрял перед боем – пираты отвечали криками. Я отчетливо видел лицо врага: широкое, загорелое, с большой черной бородой, ниспадавшей на панцирь. Ветер трепал эту бороду, отбрасывая ее то на одно плечо, то на другое… Время!
Я наложил стрелу на тетиву и натянул ее. Я метил прямо в черную бороду – панцирь моя стрела не пробьет. Марс описал круг, я выдохнул и отпустил тетиву…
Я не видел, куда попала стрела; когда я вновь прицелился, чернобородый лежал на мостике, а вокруг растерянно метались люди. Дальнейшее я помню смутно. Я пускал одну стрелу за другой, целя в рулевых, и, видно, все же попал – триера прямо за нашей кормой рыскнула вправо, показав нам бок. Весла вдоль ее борта замерли, и мы стали медленно отдаляться от врага.