Денежный семестр
Шрифт:
– Есть одна банка. Постоянно крутится у меня под ногами. Я даже на балкон ее пробовала выносить, так она все равно вечно ко мне лезет! Давно мечтаю ее истратить.
– А откуда она у нас, такая навязчивая? – заинтересовалась я.
– Точно не помню. Кажется, покупала для ограды папиной могилы.
– Серебрянка, что ли? Думаешь, стоит покрасить подоконник могильной краской, чтобы понемногу привыкать?
– К чему привыкать? – не поняла мама.
– К будущему жилищу. Могиле то есть.
– Не говори такого! – возмутилась мама. – И вообще, если мы покрасим подоконник серебром, про нас решат, что мы новые русские. Зачем тебе это надо? Я считаю, пусть краска лучше окажется белой. Ты не согласна?
Я была согласна. Мы вскрыли банку преследующей маму краски, слава богу, действительно белой, и замазали ею то, что я оставила от подоконника.
Вечером в театре снова появился Леша. Того, что произошло с моими руками, на сей раз не мог не заметить даже он. В результате мне пришлось поведать ему о моих подвигах. Хотя если бы я ожидала, что он так расстроится, я бы что-нибудь наврала.
– И почему ты не позвала меня? – выговаривал он. – По-твоему, раз я гуманитарий, так ни на что не гожусь? Я бы сам поставил этот чертов холодильник!
– Все получилось неожиданно, – оправдывалась я. – Я же не знала, что на меня найдет. Со мной такое происходит крайне редко.
Леша вздохнул.
– А все потому, что ты отвыкла от денег. Мне иногда просто стыдно, что мне платят настолько больше, чем тебе. Все работники Эрмитажа считаются национальным достоянием. А такой человек, как ты, почему-то нет.
– Ничего, – утешила его я. – Зато я скоро стану ангелом.
Но, заметив, что это его не утешило, объяснила:
– Человеку платят зарплату, серьезно не дотягивающую до прожиточного минимума. Сперва он отказывается от привычки есть – поскольку не на что. И желудок отмирает. Потом от квартиры, так как нечем платить. И исчезает потребность в крыше над головой. Затем перестает пользоваться транспортом, сумев отрастить себе крылья. Так и получается ангел. Давно подозреваю, что наше государство ставит перед собой именно эту цель. Согласись, это достойно: воспитать ангела из человека.
Похоже, Леша не согласился, однако это не помешало ему снова проводить меня домой и даже намекнуть, что мы с ним в этом году еще встретимся и я получу от него подарок. С одной стороны, это меня порадовало, с другой, несколько смутило. Смутило исключительно потому, что с ответным подарком были проблемы. И не столько по нехватке средств, сколько по той причине, что для меня всегда мучителен вопрос о подарках некурящему мужчине. Женщине можно подарить кучу разных вещей, курящему мужчине – зажигалку, а некурящему что? Ладно, куплю красивую записную книжку и скажу что-нибудь этакое. Например, что книжка для того, чтобы записать туда мое имя и адрес. А то вдруг забудет, как же я, бедняжка, переживу!
Уже за полночь дома раздался телефонный звонок.
– Это Маша, – предположила мама. Мы с Машей обе были «совами» и ложились поздно.
Но то была не Маша. По крайней мере мне хотелось бы в это верить.
– Мы решили вступить с вами в контакт, – мрачно сообщил незнакомый мужской голос.
– Да? – опешила я.
Слово «контакт» как-то в первую очередь ассоциировалось с инопланетянами. Если верить газетным статьям, инопланетяне нередко вылезают из своих тарелок и утаскивают понравившихся им аборигенов. Во временное пользование. Лет этак на двадцать. Правда, те же статьи добавляли утешительное сведение, что возвращенные родной планете аборигены за время своего отсутствия ничуть не стареют, однако меня это не утешало. У меня взята куча билетов в театр – что без меня с ними станется? К тому же в одном из спектаклей обещан Рузиматов. Вот если бы и его утащили вместе со мной…
Мои лихорадочные размышления были прерваны тем же мрачным голосом:
– Да. Нам выгоднее сотрудничать, чем враждовать. У нас общая сфера деятельности, и у каждого есть то, чего не хватает другому.
– Да? – механически повторила я.
– Так вы согласны?
Я наконец опомнилась:
– Извините, но вы не туда попали.
– Вот как? – оригинально среагировал неизвестный. – Мы один раз добровольно пойдем вам навстречу. Если вы этого не оцените, вам же хуже.
И положил трубку.
– Кто? – поинтересовалась мама.
– Не туда попали, – объяснила я. В тот миг я действительно в этом не сомневалась.
Следующий день приходился на тридцатое декабря. Должна заметить, что тридцать первого декабря я никогда не хожу в театр. Поэтому тридцатого мне, разумеется, следовало там быть. Тем более, давали «Драгоценности» с Лопаткиной и Зеленским. Когда они танцуют этот балет, мне чудится, что я попала в мир, где нет ни времени, ни пространства. В мир, где не действуют физические законы и потому поддержки безусильны, а прыжки невесомы и бесконечны. В мир, где фуэте крутят не потому, что это эффектный трюк, а потому, что не могут иначе, и останавливают вращение в единый миг, когда того просит музыка. В мир, где у движения нет начала и конца. Оно начинается где-то за кулисами и за кулисами исчезает, но там, наверное, длится вечно. Вне времени и пространства…
После балета мы с Машей и Настей долго сидели в зале, хлопая вновь и вновь выходящим на поклон артистам. Наконец потушили свет, и мы осознали, что пора удалиться.
– Это не твой мешок? – поинтересовалась Маша.
Я обернулась. Рядом со мной на сиденье стоял большой красивый мешок с изображением Эйфелевой башни.
– Откуда у меня такой! – позавидовала я. – Это кто-то забыл. Надо передать капельдинеру.
Я протянула руку к мешку – и застыла. Из него торчало нечто, знакомое мне до боли. Возможно ли, чтобы у кого-то еще на Земле был такой кривой, некрасивый, но при этом весьма разборчивый почерк? Это… это план моих занятий на будущий семестр! Ну да. «Самосопряженные операторы в унитарных пространствах»… Конечно, мое!
Я сунула нос внутрь – и не слишком удивилась, обнаружив собственные заметки по сизису. Только неизвестный благодетель ровненько их сложил, у меня же они валялись кучей.
– Вы выходите наконец? – поторопила нас капельдинер, и мы поспешно покинули зал.
– Ты что, их нашла? – показала на мои бумаги Маша.
– Похоже на то, – честно ответила я.
– Где? – вмешалась Настя. Я объяснила:
– Здесь. Только что. Вы же видели.
Обе подруги уставились на меня непонимающими глазами. Я решила, что и я не хуже других, поэтому столь же непонимающими глазами уставилась на мешок.