Деньги на ветер
Шрифт:
— Что теперь будем делать? — спросил Рики.
— Слезем с пальмы, — тихонько ответила я.
Спустились. Я похлопала по спине ближайшего к нам полицейского. Он обернулся.
— Мы сдаемся, — сказала я.
Уже много-много лет спустя я узнала, что дядя Артуро всю ночь жег документы, уличавшие его во взятках и шантаже. Таких дел у него на совести были десятки. Но беспокоился он, как выяснилось, понапрасну. Полиция им нисколько не интересовалась. Уже через полгода он вернулся на свою гасиенду, занял прежнюю
Нет, полиции был нужен наш отец, который вместе с сообщниками угнал во Флориду один из паромов, ходивших по Гаванскому заливу. Предыдущие попытки подобного рода заканчивались неудачей, поскольку у судов кончалось горючее, но на этот раз папа и его дружки запаслись десятками бочек дизельного топлива. Для угона они выбрали быстроходный паром, подарок японского правительства, который делал до двадцати узлов. В тот день первым ранним рейсом судно вышло из гавани и повернуло на север к Ки-Уэст. Пока власти проснулись, пока осознали суть случившегося, прошел час. К тому же сначала угонщики сообщили на берег, что двигаются на север из-за неполадки в системе управления, потом — что на борту начался пожар. Так что когда начальство сообразило, что это угон, паром был уже на полпути к острову Ки-Уэст.
Дядю Артуро подозревали в соучастии, но о планах отца он действительно ничего не знал.
Да и никто из нас не знал.
Полицейские поместили нас вместе с кузинами, и Мария рассказала нам подробности того, что происходило в доме.
— Ваш папаша — грязный предатель. Якшается теперь с янки в Майами.
Маму отправили в Гавану, продержали с неделю в подземельях ГУР и выпустили.
Вся спина и бедра у нее были в синяках.
Она никогда не рассказывала о том, что там с ней делали. Смирилась.
Ей хватало хлопот со всеобщими кубинскими проблемами — отключениями электроэнергии, продовольственным кризисом под конец каждого месяца, починкой нашей школьной формы, попытками урезонить наладчика из телеателье, который берет только доллары…
Со временем ее взяли на работу горничной в отель «Националь» — замечательная должность для Гаваны, поскольку маме давали большие чаевые — она скопила достаточно, чтобы мы с Рики могли учиться в колледже.
Дядя Артуро обличил папу в газетах, и, разумеется, после этого мы больше в Сантьяго не ездили. Из Америки нам ничего не приходило. Ни писем. Ни денег. Мы слышали, отец снова женился. Переехал из Майами в Нью-Йорк.
И потом вдруг исчез.
И постепенно ушел из нашей жизни.
Растворился, как будто его и не было.
Пропал из виду, как пушинка одуванчика при дуновении ветра.
Вот и все.
Его здесь нет.
Его нигде нет.
Он не герой моей истории.
Мне предстоит писать этот роман, мне сочинять себя.
И теперь, умирая, я понимаю, зачем
Не за ним.
Не за тем, чтобы восстановить справедливость.
Я приехала вопреки ему.
Ради истины.
Я — та самая девочка, которая ищет рыбу в брюхе дохлой акулы.
Я — разбуженная на ходу сомнамбула. Разбуженная на краю бездны.
Мне нужна была эта пуля, чтобы объяснить: я хочу покончить с этой ложью.
Ты предал нас, папа. Ты не сказал нам. И я приехала сюда, чтобы доказать тебе, как важна правда. Правда извиняет всё: все забытые дни рождения, все слезы, всю боль. Тебе хорошо было и в том, другом мире. Измены — кубинское развлечение. Но маме так не казалось. И мы так не думали. Это тебе нравилось больше всего? Сам обман больше, чем любовные победы?
Вот она, истина! Но мне важно еще показать тебе, что вопреки твоему безразличию к нашим судьбам, у нас, у меня и у Рики, все хорошо. Посмотри на нас, мы делаем все, что в наших силах, чтобы найти твоего убийцу. Это вопрос чести.
Посмотри на нас, мы вошли в воды мести.
Рискуем всем ради тебя. Умираем за тебя.
Я так и не узнаю, почему ты нас бросил. У тебя была любящая жена, двое детей, хорошая работа. Ты никогда не занимался политикой. Она тебя просто не интересовала.
Почему ты бежал? Как тебе достался этот пистолет? Не знаю. Все эти сведения погибли вместе с тобой на горной дороге. Но даже и это не имеет значения.
Ты слышишь меня, папа?
Не за тобой я приехала! Я здесь ради себя самой! Я здесь ради нас!
Как холодно! Я замерзаю.
Это не тот холод, что я испытывала в Сантьяго.
Зимний холод замерзшей воды. Льда.
Мысли путаются. Кричат. Булькают.
Во рту вкус крови. Холод, как агент тайной полиции, хватает меня за плечи.
Я всплываю в сознание и изменяю мир. Исчезла пальма. Чоризо.
Слышу разговор. Голоса.
Оказывается, я их понимаю.
— Один гребаный выстрел, и человека, на хрен, сдуло.
— У нас и без этой сучки забот хватает.
— Пол, ты как?
— Боюсь, уже не жилец.
— Вытаскивайте его.
— Дышит.
— Его вытаскивайте, а ее в прорубь к растакой матери.
— Может, вызвать, э-э… представителя федеральных властей?
— Мы и так по уши в этом дерьме.
— Я не хочу в это впутываться.
— Уже впутался, и основательно. А теперь заткнись. Бери за руку. Может, удастся еще его спасти. Наручники сними.
— Вызывай вертолет. Надо его в больницу доставить.
— Никаких больниц. Давайте в машину.
— Надо отвезти его в больницу, слышь, ради бога…
— Меня слушай. У меня в машине аптечка, в ней — адреналин, сами все сделаем. Повезем в госпиталь, все в заднице окажемся.
— Господи! Погодите, погодите-ка, мать вашу! Кажется, она еще дышит.