Департамент налоговой полиции
Шрифт:
– А милиция?
– Ну, не у тебя же одного друзья в милиции да в полиции.
– Не у одного, – согласился Борис.
И все-таки что-то неправильное, постыдное в действиях Ивана не давало до конца принять случившееся. Да, сделано чисто. Да, по закону. Но ведь все равно это не что иное для милиции, как «санитарная» разборка. Восторжествовала правда, но неужели она может пробиваться на свет только таким способом? Ведь уже завтра этот прием может повториться, и не исключено, что против тех, кто ни в чем не виновен! Кто даст гарантию, что множиться он будет только ради
– Чем озабочен? – уловил настроение друга Черевач.
– Да так, прихожу в себя.
Тот что-то понял, однако вида не подал, кивнул на противоположный берег:
– Одежда там?
– Да.
– Поплывешь или пройдемся по бережку?
По бережку не хотелось. Хотелось побыть одному, а если Иван станет провожать, то разговор опять закрутится вокруг только что провернутой аферы. И все же нет, не аферы. Это Иван что-то доказывал самому себе. Люди намного сложнее, чем просто «наш – не наш», и если совершают какой-то поступок, его тоже архитрудно вместить в понятие «хорошо – плохо».
Поэтому показывать свое пренебрежение тому, кто ради него рисковал собственной жизнью, Борис не мог. И молча, разрешая Ивану прогуляться вместе, пошел по тротуарчику.
30
Но все равно не так-то легко и просто оказалось Ивану оторваться от того, чем жил и кормился последние месяцы. Казалось бы, после случая у озера самое время сделать еще один шаг, чтобы вообще порвать с миром, который вроде не его и не для него, и получиться это могло красиво, достойно и даже почти героически.
Но утром он вновь завел свою шоколадную «БМВ» и привез себя к Козельскому. Кто ждет его за окнами машины? Что ждет? Голову интересно высовывать, зная, что можно опять спрятаться.
Отношения начальника службы охраны и президента в каждой фирме складываются по-разному. Где-то президент не считает зазорным зайти в кабинет к начальнику охраны, где-то «безпека» авторитетно просиживает на всех совещаниях и кофейных чаепитиях у шефа. Редко, но бывает, когда охрана числится в таких мелких сошках, что о ней вспоминают лишь в день выдачи зарплаты.
С Козельским у Черевача складывалось как раз что-то похожее на последнее. С одной стороны, хорошо – проблем меньше, но заедала и гордость: а что бы ты без нас делал, соляра вшивая? Да достаточно закрыть глаза на то, как подбирают на работу людей, перестать осуществлять свои внутренние проверки – и можно такое накрутить, что Луна слетит с орбиты. И без всяких взрывов и захватов заложников. К примеру, принять на работу очень грамотного компьютерщика. Но из конкурирующей фирмы. А уж он такой вирус запустит в компьютеры, что месяца два очищаться придется.
И все потому, что кто-то пренебрежительно относится к службе охраны.
Однако в это утро все, кто встречался Черевачу по пути в кабинет, предупреждали – Вадим Дмитриевич просит зайти.
Значит, уже разыскивал. По вчерашнему делу? Но это его не касается.
Касалось.
– Рассказывай.
Козельский был хмур, глядел исподлобья. Сесть не предложил, и, хотя он и раньше не отличался любезностью по отношению к подчиненным, сегодня
– О чем? – попытался валять ваньку Черевач.
– Об озере Лесном.
Знает. Даже название озера. Рассказал кто-то из подчиненных или информация пришла от самого Буслаева? Подобное исключать нельзя, ведь не зря же именно Буслаев добывал для Козельского «черные списки». Если это так, то вчера у озера он тронул не просто «малинового пиджачка», а, может быть, даже своего негласного куратора. Интересная получается картина. Тем более, что отвечать что-то надо…
– А ничего особенного. Лабуда. Меня оскорбили, и я посчитал своим долгом ответить на оскорбление, – ушел от конкретики в высшие нравственные проблемы Черевач.
– Ты уже без моего ведома начинаешь предпринимать какие-то шевеления, гаденыш? – Козельский, без сомнения, специально подобрал этот уничижительный термин, чтобы дать понять уровень поступка. – Но тебе платят за то, что ты служишь мне, а не себе лично. Собой ты можешь подтирать себе же задницу, но не более того. Тебе ясно?
– Извините, но и я не тумбочка, – неожиданно даже для себя вместо извинений пошел на обострение конфликта Иван.
Еще вчера это было бы невозможным, еще вчера он тысячу раз подумал бы, как загладить вину. Да и самой вины бы не было, он просто не допустил бы ее. А сегодня вдруг произносит такие слова! Его обидели напоминанием, кому он служит? Но он знал это и раньше. Единственное, что раньше его так пренебрежительно не тыкали носом в грязь. А это, оказывается, тоже имеет значение. Потому не очень-то страшно оказаться вышвырнутым на улицу. И это не бравада, а нормальное человеческое уважение к себе. Всегда говорят, что приятнее строить мосты, но, оказывается, сжигать их – не меньшее удовольствие. Сожженные мосты концентрируют волю…
Ответ, как и ожидалось, более чем не понравился Козельскому. По нему – так тумбочки все, кто получает деньги. Только дающий эти деньги не может ею быть. Нравится подобная картина кому-то или нет, но реальность именно такова. В коммерции спуску давать никому нельзя, иначе завтра уборщица захочет сесть в кресло президента и указывать…
Так что Козельскому разбираться в душевных выкрутасах начальника безопасности ни времени, ни охоты не было. Строить охрану, или, как выразился однажды Асаф, оборону, – это лежало на плечах самого Асафа, и коротышка с удовольствием играл в эту войнушку с оружием, засадами, подставами и тайными операциями. Пусть играет и дальше.
Но Асаф прилетит только завтра, и прилетит на сутки, специально для подведения итогов первого этапа нефтяной сделки. А сутки держать в охране человека, который принимает самостоятельные решения, – тут задумаешься…
– Иди, – неожиданно миролюбиво отпустил Козельский. Иван вопросительно поднял голову: иди – это на службу или на все четыре стороны? Президент понял его.
– Если еще хоть раз станешь проявлять самостоятельность, то из этого кабинета уже не пойдешь, а уйдешь.
Вот теперь Черевач уловил разницу. Подумать над ней в спокойной обстановке не дал звонок Людмилы.