Дердейн. Трилогия
Шрифт:
«Поставьте мачту, — бодро приказал Ифнесс, — поднимите парус!»
Этцвейн задумчиво смерил взглядом людей, работавших в освещенном кострами круге. Снаружи, в полумраке, можно было различить широкие фургоны с кожаными навесами и большими, выше человеческого роста, деревянными колесами, выщербленными и покоробившимися. Очевидно, им повстречался отряд кочевников. Оседлое существование сделало ловцов речных моллюсков смирными и боязливыми. Полная случайностей жизнь бродячих племен воспитывает непостоянство темперамента и упрямство, переходящее в дерзость. Этцвейн с сомнением покосился на Ифнесса — тот стоял неподвижно, как статуя. «Ладно, — подумал Этцвейн. — Если господин Ифнесс готов рисковать шкурой ради безрассудного
Взглянув наверх, туземцы с ругательствами отпрыгнули в стороны. При этом один старик споткнулся, упал и опрокинул чан с горячей водой на группу женщин, отозвавшихся яростным визгом.
Лодка приземлилась. Сурово выпрямившись, Ифнесс поднял руку: «Тихо! Мы всего лишь ночные волхвы. Вы что, колдовства не видели? Кто у вас предводитель клана?»
Никто не отвечал. Мужчины в свободных белых рубахах, черных шароварах и черных сапогах настороженно отступили на пару шагов. Их лица выражали готовность немедленно бежать или немедленно напасть. Женщины в расшитых орнаментами свободных длинных платьях тихо скулили хором, закатив глаза.
«Кто здесь главный? — ревел Ифнесс. — Он что, глухой? Или безногий — не может подойти?»
К лодке неохотно приблизился грузный чернобровый субъект с мрачно висящими черными усами: «Я Растипол, вождь рипшиков. Что надо?»
«Почему вы здесь? Кто будет драться с рогушкоями?»
Растипол моргнул: «Рогушкои — что за невидаль? Мы нынче ни с кем не воюем, до поры до времени».
«Краснокожие твари с ятаганами! Женщинам прохода не дают — насильники, полулюди-полубесы».
«Слыхали. Они с сорухами дерутся — не наше дело. Мы не сорухи, мы Мельхова колена».
«А когда сорухов всех перебьют, что вы будете делать?»
Растипол почесал подбородок: «Э, над этим рано голову ломать».
«Где рогушкои дерутся с сорухами?»
«Где-то на юге, говорят — на равнине Лазурных Цветов».
«Далеко?»
«Четыре дня по берегу до Шиллинска — там-то она и начинается, равнина эта. Тебе что, колдовство память отшибло?»
Ифнесс перстом указал Этцвейну: «Преврати Растипола в больного ахульфа!»
«Эй, бросьте эти штучки! — отскакивая, заорал Растипол. — Вы меня неправильно поняли. Никто никого не обижает — договорились?»
Ифнесс высокомерно кивнул: «Попридержи язык — он у тебя без привязи». Повернувшись к Этцвейну, историк повелел: «В путь!»
Этцвейн повернул румпель, другой рукой будто подгоняя к парусу невидимые воздушные волны. Ифнесс нагнулся над панелью управления. Лодка взмыла в ночное небо, красновато поблескивая килем в зареве костров. Рипшики молча провожали ее глазами.
Ночью лодка тихо дрейфовала на юг. Этцвейн уснул на узкой скамье — он не заметил, ложился ли Ифнесс. Утром, разминая озябшие, затекшие конечности, Этцвейн увидел, что историк уже стоит на корме и неподвижно смотрит вниз на сплошную серовато-молочную пелену. Лодка одиноко парила между сиреневым небом и клубящимся морем тумана.
Не меньше часа путники пили чай в хмуром молчании. Наконец три солнца выкатились на небосвод, и туман, лениво кружась и распускаясь клочьями, начал рассеиваться. В разрывах-колодцах, далеко внизу, проглядывали бесформенные островки земли и речной воды. Впереди могучая излучина Кебы плавно поворачивала к западу — туда, где с востока в нее впадал полноводный Шилл. В месте слияния рек с западного берега выступали три длинных причала — речной порт поселка из полусотни хижин и пяти-шести строений покрупнее. Ифнесс удовлетворенно воскликнул: «Ага, вот и Шиллинск! Вопреки Крепоскину,
Глава 4
Приземистые хижины и склады Шиллинска были неровно сложены из серого, грубо обтесанного камня, добытого в карьере неподалеку, вперемешку с кривыми балками из плавника. Рядом с причалом находился местный постоялый двор — внушительное по сравнению с хижинами трехэтажное строение. Сиреневый свет солнц обжигал серый камень и почерневшее дерево. Тени по какой-то прихоти зрительного восприятия казались зеленоватыми, оттенка цветущей воды на дне старой бочки.
Шиллинск производил впечатление сонного, почти безлюдного селения. Тишину солнечного утра нарушал только плеск речных волн на набережной. Две женщины медленно шли по тропе вдоль реки — на них были черные шаровары, темно-пурпурные блузы и головные платки глубокого ржавооранжевого цвета. У причалов стояли три баржи — одна порожняя, две частично нагруженные. Несколько грузчиков или матросов направлялись в таверну. Ифнесс и Этцвейн последовали их примеру, держась чуть позади.
Грузчики, а за ними и землянин с Этцвейном, зашли, отталкивая плечами и ногами сколоченную из плавника дверь, в помещение значительно более комфортабельное, чем могло показаться снаружи. В громадном камине пылал битумный уголь, на беленых оштукатуренных стенах темнели гирлянды и розетки резного дерева. Перед камином расселась ватага грузчиков, поглощавших рагу из тушеной рыбы с тростниковыми клубнями. В стороне, в тени, два местных жителя сгорбились над деревянными кружками. Отблески пламени резко оттеняли их широкоскулые лица — они почти не разговаривали и только с подозрением косились на грузчиков. Один мог похвастаться пышными черными усами, взъерошенными и жесткими, как щетка. Другой украсил свою внешность козлиной бородкой и массивным медным кольцом в носу. Этцвейн с любопытством наблюдал за тем, как он приподнимал кольцо краем кружки, глотая пиво. На туземцах были наряды сорухов — черные штаны и рубахи навыпуск с вышитыми эмблемами тотемов. У каждого на поясе висела кривая сабля из «гисима» — белого сплава серебра, платины, олова и меди, кованого и закаленного в процессе, давно превратившемся в тайный обряд.
Ифнесс и Этцвейн устроились за столом поближе к камину. Трактирщик, лысый и плосколицый, с одной ногой короче другой и жестким, пронзительным взглядом, проковылял к ним, чтобы узнать, чего хотят приезжие. Ифнесс объяснил: «Мы нуждаемся в ночлеге и хотели бы заказать обед из лучших блюд». Хозяин таверны провозгласил меню: пряный суп из клемов с травами, салат из кислосладких жуков, шашлык с речной зеленью, хлеб, мармелад из лазурных цветов, чай из вербены. Ифнесс, не ожидавший подобного изобилия, заявил, что его такая трапеза вполне удовлетворит.
«Вынужден предварительно обсудить вопрос о возмещении, — сказал трактирщик. — Что вы предлагаете в обмен?»
Ифнесс вынул одну из своих цветных стекляшек: «Это».
Трактирщик отступил на шаг, с презрением поднимая ладонь: «За кого вы меня принимаете? Бросовое стекло, игрушка для детей!»
«Неужели? По-вашему, какого оно цвета?»
«Цвета старого мха, с оттенком речной воды».
«Смотрите! — Ифнесс сжал стекляшку в руке, разжал кулак. — Теперь какого оно цвета?»
«Светло-рубинового!»