Дердейн. Трилогия
Шрифт:
Он протянул руку, поправил мягкий темный локон. Ресницы девушки задрожали, она медленно открыла глаза и, повернув голову, взглянула на Этцвейна: «Вы... музыкант».
«Да».
Джурджина лежала тихо, думала. Потом заметила свет, пробивающийся через ставни, и сразу встрепенулась: «Уже утро, мне нужно идти!»
«Вам нельзя никуда ходить».
«Но почему? — она обратила на него взор, способный растопить лед. — Я же вам ничего не сделала!»
«У вас не было возможности что-нибудь сделать».
Джурджина искала глазами в глазах Этцвейна: «Вы совершили
«Гарстангу приказали меня убить, когда я выступал с лекцией о рогушкоях».
«Вы подстрекали к мятежу!»
«Ничего подобного. Я призывал Человека Без Лица защитить Шант от рогушкоев. Это не подстрекательство».
«Рогушкоев не надо бояться. Так говорит Аноме».
Этцвейн разозлился: «Ха! Я видел своими глазами, что они сделали в Башоне. Убили мою мать!»
Взгляд Джурджины стал отрешенным. Она вяло повторила: «Рогушкоев не надо бояться».
«Как с ними справиться — вот в чем вопрос!»
Джурджина сосредоточилась с явным усилием: «Не знаю».
«Когда они наводнят улицы Гарвия, что вы будете делать? Хотите, чтобы вас изнасиловали? Вам это понравится? Хотите спать полгода, чтобы потом из вашего тела выползла дюжина красных чертенят?»
Лицо Джурджины подернулось, сморщилось. Девушка начала было тихо скулить, но тут же остановилась, успокоилась и посветлела: «Этот вопрос решает Аноме». Приподнявшись на локте и наблюдая за Этцвейном, она потихоньку спустила ноги на пол. Этцвейн никак не отреагировал, спросил: «Вы голодны? Хотите пить?»
Она не ответила сразу: «Как долго вы собираетесь меня здесь держать?»
«Пока мы не найдем Человека Без Лица».
«Чего вы от него хотите?»
«Мы настаиваем — и будем настаивать — на истреблении рогушкоев».
«Вы не причините ему вреда?»
«Только не я, — отвечал Этцвейн. — Хотя он пытался меня убить, что в высшей степени несправедливо!»
«Все, что делает Аноме, справедливо. А если вы его не найдете?»
«Тогда вы здесь останетесь. Другого выхода нет».
«С моей точки зрения это неприемлемо. Почему вы на меня так странно смотрите?»
«Пытаюсь представить себе... Скольким людям вы уже оторвали голову?»
Джурджина завопила: «Жаль, что тебе не оторвала!» — и бросилась к двери. Этцвейн не двинулся с места. Девушка пробежала три метра и вскрикнула. Ее остановил тонкий металлический поводок — уходя, Ифнесс пристегнул его к перекладине привинченной к полу кушетки и к талии спящей аристократки. Всхлипывая от боли, Джурджина схватилась за поводок и стала бешено дергать застежку тугой проволочной петли. Этцвейн бесстрастно наблюдал, не испытывая ни малейшей жалости.
Не в силах открыть застежку незнакомой конструкции, пленница медленно вернулась к кушетке. Этцвейну нечего было ей сказать.
Так они просидели два часа. Тихо, так же, как ушел, вернулся Ифнесс Иллинет. Он принес папку и передал ее Этцвейну. В папке лежали шесть крупных фотографий, напечатанных с таким высоким разрешением, что Этцвейн мог сосчитать ресницы Аноме. В парке Пандамонов Человек Без Лица надвинул на лоб мягкий черный берет, в сочетании
Этцвейн изучал фотографии до тех пор, пока лицо правителя не запечатлелось глубоко в его сознании, после чего вернул папку землянину.
Джурджина сидела на кушетке, притворяясь, что скучает. Ифнесс показал ей фотографии: «Кто этот человек?»
Веки эстетки чуть опустились. Она произнесла — пожалуй, слишком беспечно: «Не имею представления».
«Вы никогда его не встречали?»
Джурджина нахмурилась, провела языком по губам: «С кем только мне не приходится встречаться! Разве я могу всех запомнить?»
Ифнесс настаивал: «Если бы вы знали его, вы сказали бы нам, как его зовут?»
Джурджина рассмеялась: «Конечно, нет!»
Ифнесс кивнул, подошел к стенному шкафу. Эстетка следила за ним, скривив рот от досады. Историк спросил через плечо: «Хотите есть или пить?»
«Нет».
«Не желаете посетить туалет?»
«Нет».
«Подумайте хорошенько, — посоветовал Ифнесс. — Теперь я вынужден буду применить гипнотический препарат. После этого вы не сможете двигаться двенадцать часов. Учитывая, что вы уже пролежали столько же на кушетке, вы можете поставить нас и себя в неудобное положение».
«Хорошо, — холодно произнесла Джурджина. — Будьте добры, освободите меня. Я хотела бы вымыть лицо и руки».
«С удовольствием», — Ифнесс открыл застежку троса. Пленница промаршировала в указанную историком дверь. Ифнесс повернулся к Этцвейну: «Встаньте снаружи под окном».
Как только Этцвейн успел занять свой пост, узкое окно осторожно открылось — из него выглянула Джурджина. Заметив Этцвейна, она помрачнела и закрыта окно.
Пленница неохотно вернулась в гостиную. «Не хочу, чтобы меня усыпляли, — заявила она капризным тоном. — Мне снятся ужасные сны».
«Неужели! Какие, например?»
«Не помню. Страшные вещи. Мне очень плохо».
Ифнесс не проявил сострадания: «Придется увеличить дозу».
«Нет, нет! Вы хотите спрашивать про портреты? Я помогу вам, сделаю все, что в моих силах!» — напускная надменность исчезла. Лицо девушки обмякло, задрожало, стало жалким и просящим. Этцвейн пытался вообразить, как она выглядела с пальцем на желтой кнопке.
Землянин поинтересовался: «Вы намеренно скрываете информацию о фотографиях?»
«Допустим, что так! Вы ожидаете, что я добровольно нарушу свои обязанности?»