Деревенские святцы
Шрифт:
Проснешься, бывало, и, глаза не продрав, за дверь. Волоком волочишь из сеней корзину по полу:
— Тяжелая!
— Покинь, пуп сорвешь, — сердится бабушка и деревянной лопатой сажает в печь пироги.
Мама успела вовденок — волнух наломать. Нам дивья, губина рядом: в березняке у гумна, по старым льнищам, у Гольцовского поля, в Магрином бору.
Как из злаков на Севере первый — рожь, из рыб — треска, так из грибов — вовденка.
Не семенем садилась, Так уродилась — В великой сочельник, В Петров понедельник, Хлебу замена, Грибам перемена.Непередаваем аромат скользких, холодных и белых, как льдинки, груздей, шерстисты на ощупь розовые волнухи. Чудо хороши литые подосиновики с их тугими ножками, ярко-красными шляпками: гладишь, ласкаешь — каждый расцеловал бы! Намусорил ось хвоинок, желтых листьев, но без них что-то пропадет в очарованье, которое исходит от корзины с грибами. Листок — и за ним кружево теней, улыбчивые белоствольные березняки, треньканье синиц, сухой на тропе песок с ямкой-купальней рябчика…
Радостью дарили родные угодья; до того дороги были «свои» грибные, ягодные места, что накануне венца в Кишкине либо Слободе убивалась невеста, слезно плакала:
Вы подите, подруженьки, В лес по губки, по ягодки, Вы ходите, подруженьки, По моей-то тропиночке, Вы ступайте, подруженьки, Во мои следочки-то, Не давайте, подруженьки, Зарастать им муравой травой, Заполаскивать дождичку. Не ломайте, подруженьки, Моея-то березушки, Моея-то березушка И без ветра шатается, Без дождя уливается, По земле расстилается.Ягоды на столе — подспорье, грибы — снедь. У Прохоровичей старая Павла Михайловна искусна была в соленьях, с ее груздями, право, ум съешь!
Обидно, на груздь урожай не во всяк год. Брали у нас грибы-крошки, «носок» да «вершок», «блюдцами» не брезговали и пропускали разве что «попову шляпу» — грузди-переростки.
Не ленись запасать «свининку из-под кустика». «Толстый слой» и, главное, последний…
Знаете, опять не каждое лыко в строку. Гриборост иногда иссякал раньше Тита, иногда лишь в пору листопада. Обычно на сентябрь падали основные заготовки изысканнейшего каргопольского рыжика. С молодых боров-беломошников, с пожен в сосновом мелколесье, выпасов-поскотин брали ядреного красика до 50 тысяч пудов (в соленом виде) только в одном Каргополье! А Тарнога? Красноборск? Тойма?
Ну да, «грибы грибами, а молотьба за плечами»!
Сухо, солнечно молодое бабье лето (по приметам, кстати, знак к погожей осени), у рачительных хозяев не сжат единственно овес.
Неприхотливый злак, слов не жалея, воспевали устные календари. В прибыль занять им полосу. Как фуражное зерно он на высоте. «Не кнутом погоняют коня, а мешком», — резон давала молва. «Не соберешь овес — наглотаешься слез». До соломы и то охоч молочный скот, в запаре — свиньи.
Овсяная мука, крупы не сходили с крестьянского стола. Никаких ухищрений с готовкой: «Скорое кушанье толокно — замеси да в рот понеси!» На крупе-заспе, на толокне были холодные и горячие, будничные и праздничные, порядком забытые блюда вроде «саламаты», «дежня». Саламату, густо замешенное толокно или заспу с салом, со свиными шкварками, подавали горячей на помочах и особо уважаемым гостям. Дежень — толокно-сухомес, политое сверху сметаной с толченой ягодой: малиной, земляникой, черникой, — чаще готовили летом. Из овсяной муки готовили кашу и блины, кисели. «Не подбивай клин под овсяный блин: поджарится, сам отвалится!» — ели да пошучивали.
8 сентября — Андреян и Наталья.
В устных календарях — толоконник и овсянница.
Хозяйка, в этот день собирая на стол, приговаривала:
— Ондреян толокно месил, Наталья блины пекла.
Думается, нужды нет пояснять, откуда имена.
Снопы желательно с полей убрать до осеннего ненастья: не приведи Господь, зерно под дождями прорастет, станет портиться.
9 сентября — Пимены и Анфисы.
10 сентября — Савва.
В устных календарях — скирдник.
Легло в численники: «Двое Пименов с Анфисой об руку стоят, к Савве-скирднику навстречу вышли».
«Савва скирды справит, на ум наставит», — отзывалась деревня. Окладка снопов на сохранение до молотьбы — работа у людей на глазах. Высота, объем, аккуратность клади ясно говорили, как семья в поле порадела, чем повершает труды. «У хорошего хозяина копна со скирдой спорит, а у лежебоки скирдешка с копешку», — осуждали сивобородые старики. Им могли возразить: «В хорошие люди попасть — не скирдешку скласть». Мало ли почему не задался на ниве урожай, низки у гумна клади?
11 сентября — Усекновение главы Пророка Иоанна Предтечи. Пост.
Духовными святцами полагался однодневный пост — в память Усекновения главы Пророка Иоанна Предтечи. В храмах совершаются богослужения: «Величаем тя, Крестителю Иоанне, и почитаем ecu честныя твоея главы усекновение».
В устных календарях — полеток, полетовщик.
«На Ивана постного — долгий пирог, репный праздник».
Деревенские святцы сохранили:
— Оно так: с постного Ивана не выходи в поле без кафтана.
— Вестимо, Иван Предтеча гонит птицу за море далече.
Отлет летних певуний предки объясняли без лукавого мудрствования: «Птичка холодной воды хлебнула, оттого за море тянется». Найдется откуда напиться перед дорожкой — из луж, на речке с камушка, росой из тарелки белого, точно фарфорового, груздя.
Полеток «птичек в дорогу сряжает», об огородной страде, о хлопотах в поле наказы наказывает:
— На Ивана постного собирай коренья рослые. — С Ивана последнее стлище на льны. Исстари Русь проводила прощание с летом.
В веках утерян древний обряд. Сохранился запрет в руки брать что-либо круглое. Хлеб пекли не караваем, а «долгим пирогом»…
День нынче «осени отец крестный», потому что по старому стилю приходился на 29 августа, предваряя календарную осень. Полеток же — расчеты с наемными работниками после завершения сенокоса и жатвы, вместе с тем расчет за лен, скупавшийся без вымочки — трестой.
Шевелилась в кармане копейка, про которую высказывались: «Безного, да ходко». На базары ходко, на торжки: «Красно лето работой, а Иван-поле-ток — красными товарами да бабьими приглядами». «На Иванов торг мужик идет, а баба зорится».