Дерево Джошуа. Группа ликвидации
Шрифт:
— Вряд ли мне нужно называть себя, — сказал я.
— Не надо. Мы все про тебя знаем, сукин ты сын.
Он и впрямь был ужасно милый субъект.
— Ты прокололся, братишка, — сказал я. — Тебя одурачили. Ты зациклился на мерах безопасности или еще на чем-то, но не решился довериться одному-единственному человеку, без которого вся твоя паутина рассыпалась! Ты-то считал, что сможешь потихоньку затянуть ее вокруг меня, вместо того, чтобы просто прийти и попросить содействия. Вы, ребята, вечно совершаете одну и ту же ошибку — не доверяете людям. Но если вы ничего никому не говорите, так чего же винить их в том, что они нарушают ваши планы?
Он встал с кресла. Он был не
— Все играешь в святую невинность? — спросил он. — Хелм, со мной этот номер не пройдет. Я же тебя знаю. Я знаю и про тебя, и про твою секретную группу уже давно. Ты меня заинтересовал' — ты и твоя миссия — еще тогда, во время войны — да-да, я тебя в Стокгольме сразу узнал, точно так же, как и ты меня, — и потом я немножко покопал под тебя и выяснил много интересного. Я знаю, чем вы, ребята, занимаетесь. Я также знаю, что по большей части вы работаете в одиночку. Еще я знаю, что к тебе девки так и липнут, хотя никак не возьму в толк, чем тут можно гордиться.
Да, здоровенный был мужик, ничего не скажешь, а этот его аккуратненький костюмчик, в каких ходят выпускники Гарварда-Йеля-Принстона, придавал ему еще более внушительный вид. Когда наступит мой момент, мне надо будет с одного удара уложить его на ковер. Слишком уж здоров он был, чтобы играть с ним в «давай поборемся», хотя это было бы забавное зрелище.
— Я на своем веку повидал жалких, завистливых, занудных остолопов. Но еще ни разу мне не доводилось встречать паскуду, способную нарочно-, застопорить работу, на которую люди угрохали несколько месяцев, рисковали жизнью — и только для того, чтобы самому поймать птичку в клетку.
Я вытаращил глаза. Черт возьми, да эти ребята обо всех судят по себе! Он откровенно признал, что я обхитрил его, действуя его же методом! Он сам старался заграбастать себе все лавры, не подпуская меня ни на шаг к своей добыче, и предположил, что и я выбрал точно такую же тактику.
— Послушай, — сказал я, — еще раз говорю тебе: я и не знал, что кто-то ничего не сказал. И я хочу знать, почему ты мне ничего не сказал.
Мы еще некоторое время лениво обменивались взаимными упреками. Не стану утомлять вас буквальным воспроизведением нашего диалога. Просто вообразите себе, что сотрудники двух правительственных служб могут говорить друг другу, обнаружив, что долго работали над одной и той же проблемой, — и вы будете недалеки от истины. В итоге он остался при своем убеждении, будто я засветил негативы, чтобы досадить ему, я же настойчиво стремился узнать, отчего он не посвятил меня в свой план действий.
Наконец, он рявкнул:
— Сказать тебе? Чертов мясник, да после того, что ты учинил в Стокгольме, неужто ты думал, что я прибегу к тебе с просьбой о помощи?
— Что я учинил в Стокгольме? — переспросил я. — А, ты имеешь в виду Сару Лундгрен?
— Именно! Сару Лундгрен! — продолжал он. — Ну и что с того, что она была без ума от этого ублюдка — и что только они находят в этих сладеньких коротышках-европейцах, не могу понять! — но пока она была с ним в контакте, она же оставалась для нас золотой жилой! Мы не спускали с нее глаз, только и следили, чтобы она не сболтнула чего-нибудь лишнего…
— Ничего лишнего, — вставил я, — если не считать информации обо мне. Она провалила меня, едва я ступил на шведскую землю.
— Ну и что! Все равно тебе это не могло повредить. Каселиусу позарез нужен был американец-фоторепортер, настолько позарез, что его даже не волновало, не спрятана ли у этого фоторепортера «пушка» в сумке с фотопринадлежностями. Тем не менее, он очень быстро тебя раскусил И Сара получила по заслугам — за то, что разоблачила тебя.
— Блестяще! — сказал я. — Это весьма пошло ей на пользу. Но я что-то не припомню, чтобы кто-то консультировался со мной.
— Я был уверен, что Каселиус не остановится и пойдет напролом, и будет тебя использовать, — заявил Веллингтон нетерпеливо. — И он ведь использовал, а? Это такой тип, который может кайф словить от мысли, что заставил американского агента работать на себя в качестве фотографа. Он просто из предосторожности устроил тебе парочку проверок, чтобы посмотреть, с кем имеет дело, — сначала поручив своим ребятам малость тебя потрясти, а потом и сам, встретившись с тобой наедине, пощекотал тебе нервы стальным клинком. Насколько я понимаю, ты продемонстрировал чудеса тупости. Ты даже показал ему, что неплохо владеешь холодным оружием, чтобы он знал, чего следует опасаться. Этот коротышка хитрая бестия, Он был бы счастлив использовать и перехитрить агента, которого послали его убить. На этом я и решил сыграть.
— Ясно.
Веллингтон осклабился:
— И что ты потерял? Нам пришлось позволить Лундгрен передать ему хоть какую-то подлинную информацию, понял? Если бы он тебя сам раскусил, а она бы ему ничего не сообщила о тебе, ему бы захотелось выяснить, почему так произошло. А мы намеревались сохранить ее реноме в глазах коротышки, чтобы потом можно было ее использовать и навести его на ложный след, если бы подвернулся удобный случай. Потом бы ее тихо переправили в Штаты и вывели из игры — кому же нужен скандальный процесс? Она была славная девочка, немного, может быть, чокнутая, но слишком хорошая для американских грубиянов вроде нас. Очень смешно — если, конечно, твое чувство юмора позволяет так оценить ситуацию, — когда на жизненном горизонте такой вот кошечки появляется импозантный щеголь и начинает крутить ею как хочет. Для нее было бы и так слишком суровым наказанием, если бы ее поводили за нос и бросили, а она бы потом провела остаток жизни в воспоминаниях о том, как ею попользовался поганый коротышка. Но ты, конечно, не мог это так оставить, да? Тебе приспичило стать одновременно судьей, жюри присяжных и палачом. Ты пронюхал, что она ведет двойную игру, и накинул ей петлю на шею!
Я вскричал в изумлении:
— Черт возьми, но я же не убивал eel
Он невозмутимо передернул плечами:
— Она пошла в парк на встречу с тобой. Ты вышел из парка, а она — нет. Ты опасный малый! Не столь уж и важно, убил ли ты ее или просто стоял в сторонке и смотрел, как это делают другие. Это дела не меняет. Она была с тобой. Ты, значит, умник, крутой мужик, посланный сюда латать дыры, которые мы, олухи несчастные, понаделали, да? Может, ты мне скажешь, что не мог спасти ее, хотя очень этого хотел, а, супермен хреновый?
Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но смолчал. Он был уверен в своей правоте. И что бы я ни сказал, это бы его не разубедило. Возможно, между ним и Сарой Лундгрен было нечто большее, чем он говорил, потому-то и был так упрямо свиреп — или, может быть, ему просто хотелось, чтобы так было. Но, определенно, то, что он сказал, трудно было опровергнуть. Я отправился на встречу в парк с женщиной и ушел, а она осталась там лежать мертвая. Гордиться тут было особенно нечем. И спорить было бесполезно. Впрочем, мы достаточно поговорили о Саре. Оставалась еще одна женщина, в ком я был куда больше заинтересован.