Деревянная девочка, или Ди — королева кукол
Шрифт:
— Лен сказал, что выжил тот, кто вовремя убежал оттуда…
— Конечно. Россия ушла под воду, как и Америка. Как почти все континенты. Но корни ваши в России — и матери, и вашего отца. Как и наших с отцом Лена родителей. Поэтому мы все дружили. Это была страшная страна. Чудовище. Она- то и породила терроризм.
— Нас в школе учили, что Россия — родина коммунизма.
— Это одно и то же. Точнее одно связано с другим. Это бесчеловечная идеологическая религия, выгодная тем, кто у власти, и рабски подчинявшая весь остальной народ. Власть в России пыталась всячески насадить её в других странах — в Азии, Африке, где угодно. Везде, куда проникали коммунисты, начинались войны, торговля оружием, убийства и терроризм. Страна была опасной для всего мира.
— Но почему так не повезло России?
— России не повезло с религией, она была мрачной наследницей Византии — косной, убогой и бездуховной. Та в итоге ничего не дала миру, сгинув бесследно. Их религия, как и все прочие, была нетерпима к иным верам и жестоко преследовала неправославных, а в ответ террористы стали «бомбить» царей, бросать бомбы в чиновников без разбору. Но ещё хуже, что эта религия оказалась плохим учителем для народа — не сумела привить ему моральных норм, научить законам, это была только проповедь подчинения. Поэтому вплоть до Потопа власть, сросшаяся с религией, жировала…
— С религией?
Он кивнул:
— Коммунизм — продолжение православия… Суть одна. Находка для подлой власти. А народ, ненавидевший эту власть и обессиленный ею целиком, духовно убитый, прозябал в отвратительной нищете и пьянстве.
— Значит, мы — монстры, раз происходим оттуда? И поэтому меня хотят убить?
— Чепуха. Вас пытаются уничтожить…
Я вздрогнула.
— …совсем по другому поводу. И те, кому в голову не придёт связывать вас с Россией. Хотя не исключено…
— Что не исключено?
— Что наши таинственные враги научились у нас самих, как смести нас с лица земли. Переняли методы терроризма…
— А может, это ОНИ породили в России терроризм?
Клайв взглянул на меня из-под очков:
— А знаете… — глаза у него были умные и живые. — Мне это не приходило в голову. Хотя… Преследование ваших предков началось в России… с царских времён. Вырисовываются удивительные вещи, — он кивнул на рукопись. — Рассказ царской фрейлины, который записан вашей… прапрабабкой… Похоже, перед революцией существовал проект спасения царской семьи в случае переворотов и катастроф. Проект заключался в охране двух похожих семей — престолонаследной, царской, и семьи-дублёра — то же количество дочерей, сын… младший и не совсем здоровый… Аналогичный состав всех членов семьи. Обе усиленно охранялись, и планировалось в случае революции заменить царскую семью дублирующей. И каков результат? Царскую расстреляли, дублирующая спасена. Вы происходите из семьи-дублёра.
— Выходит… спасали..
— Получилось так, что спасли именно её…
— И кто… это всё организовал тогда?
— Вот именно! Об этом ничего неизвестно!
Мне вспомнился очень похожий случай: «Мы с Региной»… Кого из нас, как выяснилось, охраняли? Но, конечно же, я промолчала.
— Прочтите вот эту рукопись! Её написала бабушка Сары Леви… когда была молодой. В вашем возрасте. У неё была трагическая судьба…
«У всех у нас трагическая судьба…» — подумала я и вздохнула. Но Клайв словно услышал мои сокровенные мысли и возразил:
— Нет, вы кончите благополучно, насколько это возможно в нашем «прекрасном» мире. Вас ждёт добропорядочная старость…
Я вздрогнула. Мне стало противно.
— Да-да… вы встретите старость никому неведомой благополучной женой весьма успешного и вполне обеспеченного учёного в двадцать первом веке. До Потопа. Вас похоронят на старинном кладбище в Париже. Но до этого вы испытаете массу приключений… И совершите подвиг во имя человечества. Да-да. Свой «подвиг», из-за которого вас хотят убить.
— Правда? — усмехнулась я, постаравшись, чтобы это прозвучало с иронией. Мне казалось, он должен был надо мной смеяться.
— Вам хотят помешать совершить этот «подвиг», но не смогут, и я всё это говорю вполне серьёзно, чтобы вы знали — помешать не удастся. Говорю для того, чтобы вы не боялись сделать то, в чём заключается ваше предназначение.
Я посмотрела на своё запястье. Синий браслет был там. Его никто не снял, он словно сросся со мной, я к нему привыкла так, что уже не замечала…
— Хотите посмотреть своё будущее на экране?
Нет, этого я не хотела. И поспешно сказала:
— Ни в коем случае!
Я, как Лен, ничего не желала знать.
— Не люблю никаких пророчеств. Мне ясно только одно — мне тут не место, и придётся бежать, чтобы не было новых жертв. Но куда — не представляю… Не стану об этом спрашивать, спрошу только одно: почему всё-таки меня хотят убить?
— Ох, как не хочется мне вам это объяснять… — он застонал, обхватив голову руками и совсем приведя в беспорядок свои нечесаные, давно не стриженные слегка вившиеся волосы, в которых была добрая половина седых. — Поживите здесь. Действуйте… согласно своему сердцу. Думаю, всё случится… само собой.
— Вот этого я как раз не могу, мне надо знать! Я не хочу «видеть», но мне надо знать! Знать точно свою судьбу, что меня ждёт в итоге, и я не могу тянуть. Лучше сразу. Вас спросит Али — где я? Что вы ему ответите? А так меня здесь не будет…
Он взглянул на меня живыми, глубоко посаженными глазами — энергия и светящийся ум тоже могут очаровать. Сначала он смотрел с любопытством. Потом смутился, с ним что-то стало происходить. Он отвёл взгляд.
В этот момент в комнату вошёл ассистент. С другой причёской… И весь он выглядел как-то по-другому, более подтянутым и словно выспавшимся, что-то изменилось в одежде и внешнем облике, но я не могла сообразить что. Поздоровавшись бодрым голосом, он сказал:
— Полдень, шеф! Уже почти двенадцать…
— Ах да! — Клайв повернулся ко мне. — Мы уходим. Возьмите рукопись. Вам сейчас принесут второй завтрак.
— Я и первый не съела…
— Простите. Мы должны торопиться. Эксперимент…
Глава седьмая
Сначала рукопись мне не очень понравилась. Она оставляла гнетущее впечатление. Я видела фильмы о тех временах — голливудские и советские. Голливудские были слишком яркие и эффектные — вероятно, далёкие от жизни, — а советские — серые и примитивные. Но лучше бы жизнь была по Голливуду… Жить в этом сером безрадостном мире было страшно. Я трогала ломкие полуистлевшие страницы, выведенные не на принтере, а как-то иначе, и каждая буковка кириллицы была словно отпечатана особо. Часто они отпечатывались нечётко, разбегаясь вкривь и вкось… Но в папке была ещё одна пачка листов — рукопись на английском и на новой бумаге — видимо, сделали перевод. Я устроилась на диване и листала страницы с неохотой — поначалу делая над собой усилие, чтобы не бросить. Потом стала читать запоем, забыв про собственные горести и про время…