Деревянные кресты

Въ это время года цвты уже были рдки, однако ихъ нашлось достаточно, чтобы украсить вс ружья отряда, отправлявшагося на подкрпленіе, и батальонъ, увнчанный, подобно большому кладбищу, цвтами, нестройными рядами, со сворой мальчишекъ во глав, прошелъ черезъ весь городъ между двумя безмолвными рядами любопытныхъ.

Съ пснями, со слезами, со смхомъ, съ пьяными ссорами, съ раздирающими душу прощальными возгласами, размстились они по вагонамъ. Цлую ночь хали они, при свт тусклой свчи съли вс

свои сардинки, опустошили фляжки и, наконецъ, усталые, нагорланившись досыта уснули, прислонившись другъ къ другу, склонивъ голову на плечо сосда, переплетясь ногами.

Утренній свтъ разбудилъ ихъ. Они высовывались изъ дверей вагоновъ и старались найти въ деревняхъ, откуда поднимался ранній утренній дымокъ, слды послднихъ сраженій. Они перекликались изъ вагона въ вагонъ.

— Какая тамъ война, нтъ даже ни одной разрушенной колокольни! — Затмъ дома ожили, дороги оживились, и посвжвшими голосами они выкрикивали любезности и бросали увядшіе цвты женщинамъ, которыя на платформахъ вокзаловъ ожидали маловроятнаго возвращенія своихъ ухавшихъ мужей. На остановкахъ они бгали въ уборныя и наполняли водою фляжки. И къ десяти часамъ, ошаллые и разбитые, они высадились, наконецъ, въ Борман.

Часъ ушелъ на утренній завтракъ, состоявшій изъ супа, а затмъ они пошли по большой дорог — безъ цвтовъ, не сопровождаемые ни сворой мальчишекъ, ни привтственными взмахами платковъ — и прибыли въ деревню, гд находился на отдых вашъ полкъ, у самой линіи огня.

Тамъ было нчто врод большой ярмарки, и усталое стадо новоприбывшихъ разбили на маленькія группы — по одной на роту, — затмъ каждому солдату наскоро указали его взводъ, его отдленіе, которые имъ пришлось разыскивать, какъ бездомнымъ бродягамъ, переходя отъ одной фермы къ другой, читая на каждой двери номера, крупно начертанные мломъ…..

Капралъ Бреваль, выходя изъ хлбопекарни, встртилъ трехъ нашихъ, когда они плелись по улиц, сгибаясь подъ тяжестью слишкомъ переполненнаго мшка, въ которомъ задорно блестли новенькіе лагерные инструменты и принадлежности.

— Третья рота, пятое отдленіе? Капралъ — это я и есть. Идемте, мы стоимъ въ самомъ конц села.

Когда они вошли во дворъ, первый замтилъ ихъ кашеваръ Фуйяръ.

— Эй, ребята! вотъ оно подкрпленіе.

И, бросивъ у почернвшихъ камней своего деревенскаго очага охапку бумаги, которую онъ только-что вытащилъ изъ погреба, онъ сталъ разсматривать новыхъ товарищей.

— Тебя не надули, — наставительно сказалъ онъ Бревалю. — Для новичковъ они очень хороши.

Вс мы поднялись и съ любопытствомъ окружили трехъ растерянныхъ солдатъ. Молча смотрли они на насъ, и мы смотрли на нихъ. Они пришли изъ тыла, они пришли изъ городовъ. Наканун еще они ходили по улицамъ, видли женщинъ, трамваи, магазины; вчера еще они жили какъ люди. И мы разсматривали ихъ съ восхищеніемъ, съ завистью, какъ путешественниковъ, явившихся изъ сказочныхъ странъ.

— Такъ какъ же, ребята, имъ тамъ и горя мало?

— А Парижъ, — спросилъ Веронъ, — чмъ они тамъ заняты, въ этомъ вертеп?

Они тоже оглядывали насъ, какъ будто попали къ дикарямъ. Все должно было удивлять ихъ при этой первой встрч: наши опаленныя лица, наши причудливыя одянія: шапочка изъ поддльнаго котика старика Гамеля, грязный блый платокъ, которымъ Фуйяръ повязывалъ себ шею, закорузлые отъ жира штаны Верона, пелерина Ланы изъ службы связи, который нашилъ каракулевый воротникъ на капюшонъ зуава, — каждый вырядился на свой ладъ. Толстякъ Буффіу нацпилъ металлическую дощечку, удостовряющую личность, въ своему кепи; маленькій Беленъ былъ въ драгунской каск, надвинутой до ушей, а Брукъ, парень съ свера Франціи, смастерилъ себ обмотки для ногъ изъ занавсовъ зеленаго репса.

Одинъ только Сюльфаръ изъ чувства собственнаго достоинства оставался въ сторон, взгромоздившись на бочку, на которой онъ чистилъ картошку, — какую бы незначительную работу онъ ни совершалъ, видъ у него при этомъ былъ всегда величавый и занятой. Онъ почесалъ свою жесткую рыжую бороду и, небрежно обернувшись, взглянулъ съ дланнымъ равнодушіемъ на одного изъ трехъ новичковъ, угрюмаго молодого парня, не то безбородаго, не то бритаго, въ великолпномъ кепи, съ большимъ подсумкомъ изъ блой кожи.

— Онъ совсмъ еще младенецъ въ своей новенькой каскетк, — тихо усмхнулся Сюльфаръ.

Затмъ, когда тотъ опустилъ на землю свою сумку, онъ замтилъ подсумокъ. Тутъ онъ вспыхнулъ.

— Эй, землякъ! — закричалъ онъ, — это ты спеціально для окоповъ заказалъ себ такую охотничью сумку? Можетъ быть ты боялся, что боши тебя не замтятъ, — такъ ты лучше взялъ бы съ собой маленькій флагъ и сигнальный рожокъ.

Новичокъ выпрямился, задтый, наморщивъ маленькій упрямый лобъ. Но тотчасъ, смущенный насмшливымъ видомъ стараго солдата, отвернулся и покраснлъ. Рыжакъ удовольствовался этимъ лестнымъ успхомъ.

Онъ спустился съ своего трона и, чтобы показать, что онъ не собирается придираться къ товарищу, который ни въ чемъ не виноватъ, обрушился нападками на военное начальство, вс распоряженія котораго, по его мннію, были продиктованы глупостью и очевиднымъ желаніемъ притснять солдата.

— Я тебя не виню, ты еще ничего не знаешь. Но тхъ, которые заставляютъ васъ чистить котелки мазью такъ, чтобы они блестли — ты думаешь, не слдовало бы ихъ всхъ перестрлять?… Они находятъ, что безъ этого насъ не легко взять на прицлъ?.. Ты мн дай свой подсумокъ, я теб его зачерню, а лучше всего зажечь солому и прокоптить вс ваши фляжки, блестки и всю белиберду.

Лемуанъ, ни на шагъ не отходившій отъ Сюльфара, медленно пожалъ плечами.

— Ты затуркаешь этихъ новичковъ, не шпыняй ихъ, — упрекнулъ онъ его своимъ тягучимъ голосомъ. — Дай имъ хоть придти въ себя.

Новоприбывшій съ блымъ подсумкомъ прислъ на тачку. Онъ, повидимому, обезсиллъ. Потъ черными струями катился съ висковъ по его щекамъ. Онъ размоталъ обмотки съ ногъ, но не ршился снять великолпные охотничьи башмаки съ выступающими подошвами.

— Я сильно натеръ себ пятку, — сказалъ онъ мн. — У меня должно быть нога въ крови. Я черезчуръ нагруженъ.