Дерианур - море света
Шрифт:
– - Мы всегда так мечтали о Полтаве, о Лесной...
– - протянул Гришан.
– - Думали на наш век баталий хватит. Запомни, студент, это другое, совсем другое. Иван потому так все и перенес, что он знает об этом.
– - Но Иван не воевал, - удивленно поднял брови Потемкин.
– - Не важно, -- Гришан ласково взъерошил ему волосы на затылке.
– - Он просто умный, он жизни во как хлебнул с малолетства, не то что мы, дураки, за ним, как за каменной стеной. Потому и знал. Ну да ладно.
– Орлов поднялся.
– Хватит о плохом. Пошли. Потешь мне душу. Ну и рожи у них сейчас будут! Ну и рожи!
Потемкин поплелся за другом. Он вовсе не разделял жестокого юмора Гришана, но перечить сейчас Орлу было все равно что совершать святотатство. Живой! Вернулся с того света!
– - Я там потом долго на поле лежал, -- вдруг сказал Орлов.
– - Думал, что все, преставился. Была минута, -- он понизил голос, -- вдруг увидел и себя, и поле, и людей на нем точно со стороны... Потом прошло.
В гостиной орловской квартиры тлели свечи, расставленные на столе, на подоконниках и на шкафу. Мужики уже грузно навалились на доски столешницы и угрюмо гудели: "Ой, ты степь широкая, степь раздольная...", -- временами всхлипывая в кулак и прихлебывая из рюмок разлитый по ним огуречный рассол. Когда песня оборвалась на самой протяжной ноте, повисла короткая пауза. Никто еще не успел сказать ни слова или даже просто хрипло вздохнуть.
В этот момент дверь распахнулась с натужным по сырой погоде скрипом, и под звуки сильного, хорошо поставленного голоса Потемкина: "Вечный покой подай ему, Господи! И сотвори ему вечную память!" -- В полутемную комнату, озаренную слабыми язычками пламени, вступил Григорий.
Эффект был силен.
Многие повскакали с мест. Другие взялись за палаши на поясах, третьи творили крестные знамения. Федор вцепился в сероватую, залитую вином скатерть и непроизвольно рванул ее на себя. Алехан шустро обернулся к серванту и схватил с его пыльной крышки свои форменные пистолеты. Впрочем, не заряженные.
Паче чаяния, один Иван сохранял полное спокойствие. При виде Гришана он только крякнул, с минуту помолчал, а затем грузно поднялся из-за стола.
– - Ну здорово, братка!
– Они обнялись.
– Живой! Как есть живой!
Поцелуи и удары по плечам посыпались со всех сторон.
На потрясенного Болотова жалко было смотреть.
– - Скажи-ка, -- молвил Старинушка, садясь и чуть заметно потерев рукой сердце, -- это ведь твоя пакостная шутка была заслать к нам вперед себя лазутчика.
– - Он показал пальцем на бледного капитана.
– - Чтоб потом явиться, как в театре?
– - Нет, что ты, Ваньша, нет, -- замотал головой Григорий.
– Нечаянно вышло. Я здесь на лестнице от Потемкина узнал, что вы меня пропивать вздумали!
– - Ври, ври, -- оборвал его Старинушка и яростно поглядел на Грица.
– - А ты, подпевала церковный, и не грех тебе Гришке помогать?
– - Оставь его, -- Гришан хлопнул друга по спине.
– - Не видишь, он совсем пьяный.
– Орлов проводил Потемкина в угол на диван, а сам отправился к столу.
– - Федь, а Федь, чего харчи-то на пол покидал?
– Весело осведомился он.
– С возвращением меня, братцы! Отпраздновать бы надо.
После возвращения Гришана из армии, его роман с великой княгиней разрастался, как гангрена, пожирая уже не одну душу. Со свойственным Орлову упрямством он провозгласил свою возлюбленную лучшей на свете и убедил в этом всех своих приятелей.
– - Если ты себя не щадишь, то пожалей хоть ее доброе имя! Возмущался Потемкин.
– Язык, как помело.
– - Ну я сам не знаю, как вышло, - искренне каялся Гришан.
– Сидели в "Тычке"...
Он был так переполнен счастьем, так восхищался великой княгиней, что просто не мог не делиться этим со всяким встречным и поперечным. Потемкин вскоре бросил читать ему морали, тем более, что ничего дурного с Гришаном не случилось. Друг ходил по краю пропасти в открытую и, кажется, намеренно бравировал связью с цесаревной перед товарищами.
Гриц не сразу понял, зачем. Но, посмотрев однажды, как Орлов передает собравшимся в кабаке гвардейцам ее "материнское благословение" вместе с увесистым мешочком, кое-что смекнул. Покупать сердца служивых за деньги пошло, а вот когда подарки приходят вместе с восторженными излияниями влюбленного по уши товарища... Когда каждый слушающий видит себя на его месте... И знает ослепшим сердцем, как она хороша, добра несчастна... Луженые глотки орали здравицы в честь великой княгини, и Потемкин должен был признать, что друг добился своего. Преображенцы были за Екатерину горой. Измайловцы не отставали. Подтягивала и Конная гвардия...
В душе Гриц восхищался Орловым, разом приняв, как непреложную истину, что возлюбленная друга - первая из женщин. Порой он мучительно завидовал Гришану.
"А руки у нее белые и очи светлые. В седле держится, как амазонские девки. Глянет, и сам над собой подымаешься. Все тебе по колено, и для нее ни себя, ни других не жалко. Ибо ты перед ней ничто.
– грезил Орлов.
– Без нее свет не свет и ночь не темень".
– - И как тебе такое счастье привалило?
– Язвил Потемкин, пытаясь вернуть друга к реальности.
– - Дай срок и тебе принцесса найдется, - Гришан все понимал по-своему.
"Да хоть кухарка!" -- Злился Гриц. Он и сам не знал, почему так бесится от рассказов друга. Потемкин имел успех у женщин. Что толку? Их убожество потрясало. Орлов со своими восторгами только подливал масла в огонь. Гришан по природе не мог быть скромен. Сам того не подозревая, он буквально заставил друга разделить его опасное приключение.
Гриц чуть было не сорвался с крючка, но жизнь готовила ему неприятный сюрприз. То, что он по началу принял за выход из лабиринта, оказалось замкнутым кругом и еще больше связало его судьбу с судьбой Орлова и великой княгини.
Однажды осенью молодой адъютант принца Георга отправился в дворцовую библиотеку. Там, как обычно, никого не было. Потемкин разбирал крайний от окна шкаф и уже готовился поставить томик Катулла на полку, когда услышал у себя за спиной твердый женский голос.
– - Что вы здесь делаете, сударь?
Потемкин обернулся.
Перед ним стояла молодая дама в голубом домашнем платье. Он раньше понял, что она прекрасна, чем рассмотрел ее лицо.
– - Вы воруете книги?
– Строго спросила женщина.