Держава (том второй)
Шрифт:
До глубокой ночи бывшие юнкер и ротный командир, за бутылкой вина вспоминали Павловское училище и его питомцев.
Император с императрицей, скромно поужинав, вместе с великим князем Сергеем и его супругой, в домовой церкви, присутствовали на всенощном бдении.
Днём, уже вместе с дочерьми, отстояли службу в кремлёвском Успенском соборе, а затем посетили святые места Кремля: Чудов монастырь, Алексеевскую церковь и Архангельский собор.
Каждый день Страстной недели Николай и Александра
Молились за себя и за Святую Русь.
Большинство сановников, с трудом сдерживая иронию, обсуждали посещение царской четой московских церквей и соборов.
— Как им не надоест… За неделю побывали в церкви Рождества Богородицы, что на Сенях, в Воздвиженском храме, в Благовещенском соборе, в церкви святых Константина и Елены, в соборе Спаса на Бору, — загибал пальцы, сидя в гостиной известной светской львицы, один из высших чиновников государства.
Лишь московский генерал–губернатор с супругой, по велению сердца сопровождали венценосных родственников, вместе с ними посещая церковные службы.
Простые москвичи, давно забыв о Ходынке, шумно приветствовали царя и царицу, где бы они ни появлялись.
В ночь на Великую Субботу Романовы отстояли службу в Большом Успенском соборе.
Празднование Пасхальной утрени, по замыслу великого князя Сергея, было устроено в Большом Кремлевском дворце.
К удивлению Николая, его супруга забыла об усталости, ревностно молясь и кланяясь древним православным иконам, и на заутрене была свежа и бодра, любуясь сказочным парадным залом и вспоминая древние московские церкви.
«Москва теплее, чем Петербург, — констатировала она, — и люди здесь добрее и проще… Как славно было бы вновь перенести столицу в Москву», — слушала, как генерал–губернатор в нарядной парадной форме докладывал царю:
— В Екатерининском зале собрались министры, сенаторы, придворные чины, придворные дамы и фрейлины, а так же кавалерственные дамы ордена святой великомученицы Екатерины. Для военных отведён Андреевский зал. Высшие чиновники административных и судебных учреждений, московские дворяне и представители земства, собрались в Георгиевском зале. Представители именитого купечества — во Владимирском зале. И, вспоминая исторический бал в Петербурге, в Александровском зале велел собрать городских дам в русских платьях и с кокошниками на головах. Сейчас начнётся Православная московская и всея Руси Пасха, — услышал колокольный благовест и перекрестился генерал–губернатор.
По всей необъятной России трезвонили колокола и славили Иисуса Христа православные.
Горожане и сельские жители разговлялись заранее припасёнными яствами.
Офицеры и солдаты, в большинстве своём, были отпущены в отпуска и тоже славили Святое Воскресение…
____________________________________________
Большую часть кишинёвского гарнизона на Пасху, отпустили
Во время Крёстного хода у одной из церквей, группа евреев, покатываясь от смеха, тыкала пальцами в нёсших хоругви и иконы священников.
— Отец святой, — юродствовал Гад Бобинчик, — свининки–то уже откушали? — завистливо пощелоктил языком, и плюнул в идущую за священником толпу прихожан.
Стоящий рядом с ним Хаим швырнул грязью в икону:
— Вот вам, свиноеды, — заорал он.
— Чёртовы иудеи, — закричал один из молдаван. — Христа продали за тридцать сребреников, и нас хотите продать…
— Бей жидо–о–в! — заорали в толпе, но батюшка успокоил мирян.
— Христос Воскресе! — воскликнул он.
— Воистину Воскресе, — начал успокаиваться народ.
— Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его. И да бежит от Лица Его ненавидящий Его, — повёл вокруг храма православный люд, басом затянув песнопение: — Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небеси, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славиши…
Народ, полностью успокоившись, шёл за пастырем, ликующе подпевая ему.
Немногочисленные полицейские не вмешались и не разогнали творящих безобразия евреев.
«Как можно об них руки марать — Пасха же», — осуждающе качали головами.
Видя такое к себе отношение и попустительство, Ицхак распорядился ловить, где можно, пьяных христиан и лупцевать со всей своей еврейской дури:
— Каждый год мы гоев на Пасху бъём, и эта исключением не станет…
Но молдаване дружно давали отпор, от души тузя обидчиков.
«Дело–то привычное. Сколько лет так Пасху проводим», — делились между собой впечатлениями, но злость нарастала.
Драки вспыхивали то в одной части города, то в другой.
На Чуфлинской площади хорошо разговевшаяся толпа ожидала открытия балаганов. Женщина с ребёнком, выронив билет, села в повозку карусели.
— Где билет? Где билет, спг–гашиваю, — подлетел раздражённый хозяин. — Пг–гочь отсюда, сука, и выблядка своего забег–ги, — схватив за волосы, столкнул её с карусели.
Вскрикнув, женщина упала, ударившись головой о землю и выпустив из рук дитя.
Ребёнок заплакал и пополз к лежащей без сознания матери.
— Убили-и, — закричали в толпе и бросились бить хозяина–еврея.
Несколько его собратьев заступились, но были сбиты на землю и истоптаны ногами.
— За что, жидовские хари, ребятёнка с бабой убили? — орали выпившие мужики.
Ватага ребятишек постарше, что крутилась у балаганов, похватав камни, помчалась по ближайшим улицам, попутно колотя стёкла в еврейских домах.
Видя, что хулиганят дети, еврейская молодь и некоторые мужчины похватали палки, лопаты, колья и встали на защиту имущества.