Держава (том второй)
Шрифт:
— Царствие им Небесное, — дрожащей рукой перекрестился губернатор. — Продолжайте расследование, а я отпишу в Петербург.
____________________________________________
Царская семья провела Пасхальную неделю в Москве.
Император, императрица и великие княжны приняли участие в крёстном ходе из Кремля в Данилов монастырь. Совершили поездку в Новый Иерусалим, посетили Сиротский приют, что рядом с Алексеевским монастырём.
Приехав оттуда, Николай принял испросившего аудиенцию Плеве.
— Ваше величество, не хотелось в такие светлые дни вас расстраивать, но в Кишинёве случилось несчастье.
— Как же так, Вячеслав Константинович? — изумился император. — Хоть империя наша бесконечно огромна, но за порядком, согласуясь с вашей должностью, должны следить неукоснительно. Даже в самом маленьком посёлке люди должны чувствовать власть, — в волнении стал ходить по кабинету, без конца приглаживая ладонью бородку, что выдавало, как знал фон Плеве, высшее недовольство императора. — А Кишинёв не маленький посёлок… Зачем же мои предки вели столько войн, дабы присоединить его вместе с Бессарабией к России. Для того, чтоб там подданные убивали друг друга? — чуть успокоившись и перестав приглаживать бородку, уселся в кресло. — Фон Раабена в отставку, — не сдержавшись, стукнул кулаком по подлокотнику. — Провести полное дознание. Виновных наказать. Да-а. Новым губернатором назначить этого либерала, князя Урусова.
Видя, что Плеве поморщился, добавил:
— Я тоже не люблю его… Но, надеюсь, вы слышали, что существует такое понятие, как ПОЛИТИКА, — по слогам произнёс он, заметив, как покраснел министр. — И снять с должностей всех чиновников, допустивших нераспорядительность и бездействие.
— Будет исполнено, ваше величество, — поклонившись, вышел от государя министр внутренних дел.
«Как мальчишку отчитал, — вздохнул он, — особенно «политикой» ткнул», — направил в Кишинёв директора Департамента полиции Лопухина, иронично подумав: «При его либеральных симпатиях, будет вне подозрений «прогрессивной» общественности… И государь поймёт, что я тоже немного разбираюсь в ПОЛИТИКЕ».
Согласно докладам Лопухина, вице–губернатора и полицмейстера перевели служить в отдалённые районы, куда Макар телят не гонял.
____________________________________________
На этот раз на квартире Абрама Самуиловича собрались солидные люди из «Бюро защиты евреев».
Папа—Шамизон детей на встречу не позвал. Пригласил лишь профессора Рубанова и фабриканта Шпеера.
— Знакомьтесь, господа, — представил друг другу присутствующих. — Винавег-г, Кг–голь, Бг–гаудо, Кулишег-г, Бг–гамсон, Слиозбег-г, Познег-г.., а это мои дг–гузья, пг–гофессог–г Г-губанов и финансист Шпеег-г, — в каждого потыкал рукой с перстнями на пальцах: «Ну почему, кроме моей, все еврейские фамилии имеют букву «р». Я её ненавижу даже сильнее, чем кровавый царизм», — сделав печально–суровое лицо, продолжил: — Мы все знаем об ужасном пог–гоме в Кишинёве, — горестно поморгал и пошмыгал носом.
Шпеер, на всякий случай аккуратно сняв монокль, потёр изгибом указательного пальца глаз.
Рубанов скорбно покачал головой, а господа из «Бюро защиты» закатили к потолку глаза, переполненные тысячелетней еврейской грустью.
— Деньги — второстепенны, — вернувшись с небес на землю, произнёс Познер. — Главное — мысль, идея и слово. А финансы служат для того, — пренебрежительно окинул взглядом Шпеера, — чтоб донести идею до масс. В результате, вооружённые идеей массы завоюют нам власть. А где власть — там и деньги!
— Вы правы, господин Познер, — поддержал его Кроль. — Маркс выдвинул экономический лозунг: «Товар–деньги–товар»,
«Но деньги присутствуют везде, — внимательно слушал новых знакомых Георгий Акимович, — вот они — умные головы, а не в нашем университете. От теории смело идут к практике».
— Власть дороже денег, — взял слово Винавер. — У кого есть власть, у того будут и деньги. Они производны от власти. Нам нужна власть. Царизм устарел, выродился и одряхлел. Царь не дорожит своей властью. Дорожит Россией, но не властью… И мы должны.., нет.., обязаны забрать её. И власть. И Россию… Для этого хороши все средства: ложь, подкуп и убийства…
Рубанов задумчиво поглядел на Винавера, прекрасно одетого, интеллигентного и умного еврея, впервые подумав: а чем, собственно, мы недовольны?, — но мысль эта, с последующими словами оратора, быстро покинула его голову.
— Думаю, многие демократические, — саркастически улыбнулся, — русские писатели поедут в Кишинёв, чтоб всё узнать из первых уст… Вот и пусть информация будет немножко преувеличена… Для того литература и призвана, чтоб находить какие–то второстепенные эпизоды и превозносить их, как Горький босяков.
— А народ кушает это и делает выводы, — усмехнулся Брамсон, перебив своего товарища. — Могут поехать Чехов, Горький, Короленко.., но лучше всего, чтоб по этому вопросу, в нужной нам интерпретации, выступил Лев Толстой. В Кишинёв–то он вряд ли поедет, но вот обличить царский режим сумеет…
— А если какой–нибудь писатель вдг–гуг напишет, что евг–геи сами спг–говоциг–говали пог–гом? — засомневался Шамизон.
— Для этого и существуют газеты, — разъяснил ему Брамсон, — чтоб подготавливать общественное мнение в нужную сторону. У ваших корреспондентов такого таланта, как у писателей нет… Но обгадить они могут кого угодно. Даже Толстого… А кому охота в дерьме–то ходить? Да и нет у русских писателя–патриота. Был Лесков, да умер. А наши писатели, в отличие от русских — национальны и патриотичны. Будут сочинять то, что пойдёт на пользу еврейской нации. Глупые русские власти оставили своих литераторов без поддержки и идеи, а мы их подхватили и направили в нужное нам русло, как когда–то Белинский направлял классиков 19 века в либерализм и демократию.
— Господа! — вновь взял слово Познер. — Мы немного отвлеклись от главного. Наша задача узнать, кто дал приказ к организации погрома. Я уверен, что бойня задумана в Департаменте полиции и выполнялась по приказу оттуда.
— Да, да, вы правы, — вскочил со стула Кроль, — но как бы глубоко мы не были убеждены в том, что кишинёвская бойня организована сверху, с ведома, а может даже, по инициативе Плеве, мы можем сорвать маску с этих высокопоставленных убийц и выставить их в надлежащем свете перед всем миром, лишь имея самые неоспоримые улики против них… Для сбора коих, предлагаю послать в Кишинёв адвоката Зарудного. Фигура известная и работает в нужном нам ключе… Тем более за хороший гонорар. Проголосуем предложение.
Все были согласны.
— И материалы, материалы в газеты… Да такие, чтоб у обывателя стыла кровь… Например, тысяча русских солдат насиловала еврейскую девочку… можно и мальчика, конечно… Съедят. Вспарывали животы беременных еврейских женщин серпами, — горячился Познер.
— Штыками. Откуда у солдат сег–гпы… Ещё скажите, забивали гвозди в евгейскую голову и обзывали ёжиком, — хмыкнул Шпеер.
— Вы, господин в монокле, если не понимаете ситуации, так лучше помолчите, — осадил фабриканта Винавер. — Обыватели съедят всё… Главное, погуще замесить. Пусть Зарудный вскроет, за хорошие деньги, тайные пружины кишинёвской бойни… А то власти, для отвода глаз, арестовали несколько десятков хулиганов и довольны. Вот это довольство мы им и испортим.