Держи меня крепче…
Шрифт:
Она закурила и посмотрела на меня какими-то больными желтыми глазами.
«Ты только не будь идиоткой, Мара, – ее голос показался чужим и тусклым. Словно она говорила со мной из прошлого, занавешенного пыльным занавесом с заплесневевшей позолотой, – не вздумай рожать ему детей… Поверь мне, он этого не стоит… Тебе его на себе волочь придется. Еще и спиногрызов тебе уже не выдюжить… И не сверкай на меня глазами, малявка. Тебе только девятнадцать. А я с таким драным шутом всю жизнь прожила. И дай-то бог, еще столько же протяну… Но тебе своей жизни, я не пожелаю…»
Тогда
В мои двадцать три, сидя ранним утром на краю ванной и стараясь удержать в себе вчерашний ужин, я смотрела на две полоски на тесте и слушала, как Вольф в спальне рассуждает на тему того, что для успешной карьеры ему видимо придется писать диссертацию…
Тест я сожгла в пепельнице. А через неделю приехала в гости к Юдит, которую игнорировала со дня свадьбы. Она встретила меня, сидя на веранде своего дома, потягивая коньяк. Было семь вечера, и на круглом столике светлого дерева прямо у ее загорелого чуть морщинистого локтя стояла ваза с фруктами. Длинный виноград едва держался на своей сухой скрюченной кисти и пах так, что у меня кружилась голова.
– О! – Юдит отсалютовала мне коньячным бокалом и улыбнулась крупными неестественно белыми зубами, – Привет, Малявка, вид у тебя цветущий… Жизнь с твоим жеребцом явно идет тебе на пользу. Выпьешь?
Я села на соседнее кресло, отщипнула пару виноградин и закинула их в рот.
– Я сделала аборт, – пробормотала я с набитым ртом и покосилась на пустой бокал для коньяка, – Вольф собирается писать диссертацию. Нужен грамотный руководитель, ученый совет… организовать публикации…
Бабушка кладет руку поверх моей ладони и сухо сжимает ее горячими пальцами.
– Можешь не объяснять, Мара… – свободной рукой она наливает мне порцию коньяка и ставит передо мной. – Как это не прискорбно, мы с тобой до безобразия похожи. Я это поняла, когда тебе и трех лет не было… И ты раздавала соседским детям свои конфеты, подаренные на праздники, а потом ревела от того, что тебе ничего не досталось. И я все боялась, что ты так же положишь себя на алтарь во имя какого-нибудь дебила… Радует, что твой Вольф не дебил… по уровню интеллекта… Но вот в остальном…
– М-да… – хмыкаю я, глотая коньяк и чувствуя, как от него мое раздраконенное холодным металлом и чужими равнодушными действиями нутро чуточку оттаивает и перестает корчиться от ощущения утраты… – Действительно шуты… креатива море… а вот способности хоть что-то из этого моря выжать и сделать пригодным для жизни… Или просто довести начатое до ума….
– Да… – Юдит достает из глубокого кармана платья пачку сигарет и протягивает мне, – но самое поганое во всей этой истории то, что без них жизнь становится тусклой и неинтересной… И хоть я в глаза называю твоего деда безмозглым ослом, все равно это мой осел… И другого мне абсолютно точно не надо…
Тогда я осталась у Юдит ночевать. Вольф ничего не узнал. Как и последующие четыре раза. К моему внутреннему облегчению, в вопросе о детях он оказался довольно равнодушным, что позволило мне постепенно довести нашу совместную жизнь до ума и построить ему карьеру. Его идея с этой программой стирания памяти поначалу показалась всем бредовой… Но я видела, как он загорелся. Он вынашивал и лелеял свои идеи так бережно, сияя изнутри такой искренней радостью, что я просто смирилась и в очередной раз записалась на прием к врачу.
Программа оказалась успешной. Как и все, что придумывает Вольф… Одному богу известно, чего мне это стоило. Но статистика его этой «Z3X84» стабильно показывает отменный результат. Людям становится лучше. Они переживают свои проблемы, перерастают их и идут дальше. И как бы то ни было, я горжусь моим Вольфом, хоть и давно утратила юношеские иллюзии о том, что такое любовь…
Телефон оживает бодрой трелью, что стоит на звонках моих клиентов, и я откладываю серебряную ручку, которого до этого вертела в пальцах, и беру трубку.
– Здравствуй, Солнышко… – голос Августа Принса едва не сочиться елеем, что вызывает у меня обреченную усмешку.
– Август, твоя привычка сюсюкать ставит меня в неудобное положение.
– О не начинай, Мара… – банкир разражается хохотом, – несмотря на то, что я твой постоянный клиент…
– Любимый клиент… – подыгрываю ему, комкая в пальцах листочек с ненужными данными фирмы-поставщика полов из натурального бука.
– Вот-вот… Мы остаемся друзьями вот уже 5 лет…
– Семь… – по привычке поправляю его, подтягиваю к себе пачку сигарет и свой любимый мундштук – подарок ныне покойной Юдит. – Впервые ты заказал мне ремонт своего особняка, когда мне было 32.
– И с тех пор ты совсем не изменилась. Все та же девчонка с глазами Байкальского льда…
– Так, Август, у меня сегодня еще три встречи, так что давай, пожалуйста, ближе к делу…
– Мне нужно с тобой встретиться.
– По поводу?
– Твой муж прислал мне результаты его исследований. Хотелось бы обсудить с тобой.
– Я в психотерапии ничего не понимаю… – шарю по столу в поиске зажигалки, но под руку попадаются лишь каталоги, калькулятор и пресловутая серебряная ручка.
– Зато ты двадцать лет за ним замужем и точно знаешь, когда твой муж преувеличивает или врет… – в голосе Августа проскальзывают скрежещущие нотки, я откладываю сигарету, – мне нужно чтобы ты посмотрела то, что он прислал, и сказала бы мне, насколько ему можно доверять. Я все же не гроши собираюсь в это инвестировать…
– Ну за двадцать лет жизни с ним я поняла, что Вольф паталогически честный… порой даже в ущерб себе…
– Ужас какой… как ты с ним только живешь… – искренне восхищается банкир, чем-то звякая на другом конце телефона, – значит так, выбери мне время сегодня, и мы поговорим… я сейчас еду за город, в клуб Вёнен. Буду ждать тебя там… До встречи Мара…