Держи меня крепче…
Шрифт:
– Ты не говорила, что у тебя появился парень…
– А он и не появился. – достаю из-за спины сахарницу, – это вчерашний прыгун отдыхает…
– Ч-чего? – Вольф так забавно вытаращился на меня, что я невольно смеюсь и снова хватаюсь за ребра.
– Того, – в тон ему веселюсь я, слыша писк кофеварки и принимаясь наливать нам кофе, – блин, у парня не руки, а настоящие тиски… До сих пор дышать больно…
– Эрика, ты совсем с катушек слетела? – ультразвуком шипит Вольф, поднимаясь и подходя ко мне, – ты с ним спала???
– Что ты подразумеваешь
– Ты хоть понимаешь, что спать с пациентами, особенно суицидниками, категорически запрещено…
– Тебе! – заканчиваю за него я и протягиваю ему чашку. – Врачам запрещено. Я, если ты помнишь, простой картограф. И к твоей профессии отношения не имею. Так что остынь и перестань голосить.
– Но это…
– Что, Вольф? Некорректно? Непрофессионально? Неправильно? – усмехаюсь я, сжимая на ступне пальцы и комкая в них его рубашку. – Давай сейчас не будем говорить о морали. Потому что мне есть, что тебе ответить, и ты сам это знаешь. Парень, слава богу, жив и самоубиваться в ближайшие пару часов не будет. А дальше посмотрим. В конце концов, я не психолог, чтобы описывать ему ценность его жизни, о которой я вообще ничего не знаю. А ведь есть вероятность, что его поступок был чем-то оправдан, и что такой выход тоже может быть не самым плохим вариантом.
Вольф вдруг теряется и прячет взгляд, поджимает и без того тонкие губы.
– Тебе молока добавить в кофе? – вздыхаю я, опуская с его груди ногу.
– Нет, спасибо… – он забирает свою чашку и делает неуверенный глоток, – я хотел спросить, как тебе удалось? Что ты ему сказала?
– М-м-м… Это был отчаянный блеф… – признаюсь я, разглядывая мнущегося Вольфа, – повторять такое точно не стоит, потому как мне просто несказанно повезло. От страха, что он сейчас шмякнется на асфальт, я притворялась равнодушной взбалмошной дурочкой, требовала у него мелочь и зажигалку и настаивала, что если он решил прыгать, то я совсем не против, потому как мне интересней разглядывать небо. А потом потребовала самому себе ответить на вопрос о том, что ему на самом деле надо.
– А он?
– А он изобразил из себя гидравлический пресс. Вот именно поэтому у меня ребра и болят…
– Знаешь, – Вольф мелко качает головой с неуверенным выражением лица, – меня искренне потрясает твоя удачливость… Перегни ты хоть чуть-чуть, и мы бы имели свежий труп…
– Представь себе, я догадываюсь… Ладно, ты явно пришел сюда, чтобы поговорить не об этом. Я тебя слушаю.
Вольф снова усаживается на диван, поставив перед собой полупустую чашку, и привычным жестом пристраивает подбородок на сцепленных кистях рук.
– Вчера ты сказала, что поставить «Z3X84» на коммерческую основу плохая идея. И что у тебя не все так хорошо, как я думаю. И я даже не знаю, что из этого мне больше хотелось бы обсудить в первую очередь.
Вздыхаю… Баухоффер – мужик неглупый. В своей сфере… Но вот то, что я сейчас буду говорить, ему явно не понравится.
– Знаешь такое понятие как время-деньги? – закрываю глаза и откидываюсь назад, легонько стукаясь головой о подвесной кухонный шкафчик.
– Ну ты совсем меня за дурака не держи… – его голос сквозит мягким пренебрежением.
– А я не о почасовой оплате за работу говорю. Дело в том, что коммерческие проекты должны быть не только уникальными. Вернее, уникальными им быть вообще необязательно. Но они должны поставлять определенный объем оборота, чтобы окупать себя. И вот тут как раз и начинается история под названием время-деньги. Чем больше времени вылетает на осуществление действий, тем меньше шансов себя окупить.
– И?
– А дальше, мой гений, включай свою драгоценную голову, откуда этот излишек времени будет выкидываться?
– Ну… – судя по тому, как он это тянет, здравых идей у него нет.
– Первых тестеров, т.е. нас вы отбирали полгода. Гоняли как разносчиков суперинфекции на всевозможные обследования… А вот второе поколение тестеров, что сейчас сидит в искусственном обществе, подготовку к погружению прошло уже за 4 месяца.
– Правильно. На вас программу обкатали, поняли, что нужно знать, и…
– И следующих вы запустите уже через два месяца, так? А потом? Не обследуя. На тестах однодневных, вроде, норму показали, да и ладно, и так сойдет?
– Не преувеличивай…
– Вольф… На первом эксперименте вы из трехсот человек, подавших заявки, отсеяли 200. Т.е. две трети… – лениво смотрю на свои ноги из-под прикрытых век, – а вот на втором из 412 добровольцев вы сколько пропустили?
– Двести пятьдесят…
– т.е примерно… – мысленно составляю уравнение, – ну где-то в районе шестидесяти процентов…
Достаю из сахарницы кусок рафинада и отправляю его за щеку.
– Люди не становятся адекватнее, Вольф. Ты сам это знаешь. Причем, даже лучше меня. Да, возможно, вторая группа собралась с чуть меньшей степенью перекипания мозгов, но не на тридцать же процентов. А это значит, что сейчас у вас там могли оказаться люди не готовые к такому эксперименту. Мозг – тонкий механизм. И настраивать его мы пока не умеем, а вот ломать – запросто. И чем сильнее вы будете сокращать время отбора, тем больше таких вот ходячих сломанных в неизвестных местах сюрпризов породите…
–Ну не факт…
– Уверен? – я вижу, как он прикусил губу и наморщил лоб.
– Хотя, конечно, вероятность такая есть… – нехотя произносит он примерно через минуту, – но мы будем следить за ними потом, как и за вами, и если будут отклонения от нормы…
– Норма – понятие растяжимое, и мы к этому еще вернемся… – я понимаю, что он так или иначе созрел для второй горькой пилюли…. – Вторая вещь, которая меня настраивает против коммерции в области мозга: ты ничего не знаешь о мотивах вашего спонсора.