Держи меня крепче
Шрифт:
На пропускном пункте я предоставляю пропуск. Комендантша сообщает, что моя соседка по комнате приедет завтра вечером, и отдаёт мне ключи от четыреста седьмой комнаты. Предупреждает, что лифт не работает, и моему брату, коим назвался Максим, хотя женщина ему явно не поверила, придётся тащить чемодан пешком по лестнице на четвёртый этаж.
Мы заходим в комнату, осматриваемся. Чисто, аккуратно. На одной кровати только матрас, на второй застелено покрывало, рядом висит полка с учебниками, какие-то фото прикреплены на стене. Над пустой кроватью тоже есть полка, но на ней ничего нет, рядом тумбочка, посредине возле подоконника письменный стол и стул. Возле входа обувная полка, чуть ближе к углу столик, накрытый клеёнчатой скатертью, над ним небольшой шкафчик со стеклянными створками, через которые виднеется посуда. Вдоль другой стены шкаф-купе с двумя зеркальными дверцами. Мебель относительно новая, на полу неплохой линолеум, простенькая люстра на потолке. Вполне прилично всё. Я, признаться, ожидала худшего.
— Не самая плохая комната в этой общаге, — комментирует, вторя моим мыслям, Ларинцев и тоже осматривается.
— А ты бывал в других?
— Доводилось. Сегодня, кстати, в общаге тусовка, так что будь осторожна, закрывайся.
— Ты в курсе всех тусовок университета?
— К сожалению. Даже тех, о которых бы предпочёл не знать.
Ну конечно, кто бы удивился.
— Ладно, мне пора. Не забудь, завтра репетиция.
— Во сколько?
— Зал освободится ближе к семи. Я напишу.
— Хорошо, — я киваю, провожая Максима к выходу. — Ещё раз спасибо.
— Нина, — он останавливается у двери и смотрит внимательно, заставляя меня стушеваться под столь пристальным взглядом. — Ты правда одна в этом городе?
— Ну, — пожимаю плечами, — до моего города ехать всего два-три часа. А там мама.
— То есть одна, — он поджимает губы. — Нина, у тебя есть мой номер, звони, если что-то нужно будет.
Ответ мой Максиму не нужен, судя по всему, потому что он просто отворачивается и уходит.
Это приятно… и странно. Не знаю, что им движет, может самое обыкновенное человеческое участие, но это приятно, да.
Я со странной смесью благодарности, смущения и определённо хорошего настроения принимаюсь обустраивать своё новое жилище, время от времени ловя себя на том, что улыбаюсь просто так, без особой на то причины.
Глава 18
Макс
Настроение на нуле. Отлично чувствую себя и без этих семейных сборищ, дались они мне. Но мать очень просила приехать на ужин. Сестра тоже приедет, так что попробую это пережить.
— Привет, сынок, очень рада, что ты приехал, — мама спускается со ступеней как раз, когда вхожу в гостиную родительского дома, тепло улыбается и раскрывает объятия.
Я обнимаю её и целую в щёку. Она прекрасна, как и всегда: стройная, подтянутая, с гордой осанкой и лёгкой улыбкой на пухлых губах. Александра Ларинцева никогда не ложилась под нож пластического хирурга, но в свои сорок пять неизменно вызывала зависть у многих своих подруг. Но мало кто знает, сколько труда она вкладывает в своё тело и здоровье. Сестрой она забеременела в восемнадцать и ушла со сцены, а уже после моего рождения, когда отец раскрутился в фармбизнесе, открыла свою школу классического танца. И с тех пор не отходит от станка вместе со своими ученицами.
Я вдыхаю запах её духов, таких знакомых на протяжении многих лет. Цветы и ваниль. Как можно не любить эту женщину? Пренебрегать ею столько лет, трахая тупых малолеток или одноразовых баб? Ненавижу отца за это. Презираю от всей души.
— Мам, ты как всегда великолепно выглядишь, — в душе шевелится детский восторг вперемешку со стыдом, потому что видимся мы в последнее время всё реже. — Алевтина уже приехала?
— Да, она с отцом на террасе.
Упоминание отца скатывает настроение вниз на несколько позиций. Но ведь понятно, что я с ним встречусь, раз уж ехал на семейный ужин.
Отец с Алей как раз возвращаются в столовую, когда заходим мы с мамой. Смеются над чем-то, обсуждая. Они всегда были ближе другу, чем мы с отцом, но я и не ревновал. Мне было плевать. Не знаю, в курсе ли Аля, что он гуляет от матери налево и направо, но меня после впервые увиденной картины, как он, краснея и надуваясь, словно индюк, пялил на своём рабочем столе ту тёлку, что приехала подписать заявку на рецептурные препараты, тошнит от одной его рожи.
— Здравствуй, сын, — кивает отец и протягивает руку, но не дождавшись ответного рукопожатия, прячет кисть в карман брюк.
— Здравствуй, отец, — повторяю его же тоном, давая ощутить оттенок сарказма.
— Ты бы мог и поприличнее одеться, — презрительно осматривает мои драные джинсы. — Я тебе вроде бы достаточно денег перевожу.
Ответить не успеваю, потому что Аля, предчувствуя, что семейный ужин может так и не начаться, повисает у меня на шее и тянется с поцелуем к щеке. Ей бы послом мира быть в военных конфликтах с её то непосредственностью и дипломатичностью.
— Малой, я соскучилась!
— Нашла малого, — бурчу, вмиг оттаивая. — Ты сама-то поди недоросль — от горшка два вершка.
— Метр шестьдесят, вообще-то, — смеётся Аля и тащит меня за руку в столовую, где Инна Петровна, бессменная наша домработница сколько себя помню, уже накрыла стол, источающий невероятные запахи.
Как же иногда приятно вспомнить детство, когда возвращаешься с репетиции или просто со двора, где мы с Алькой, наболтавшись в бассейне, прибегали на кухню, а Инна Петровна награждала нас пирожками с капустой или с яблоками. Мама, конечно, не особо жаловала такую пищу, но закрывала глаза. И всё было так беспечно и легко, пока не появлялся он. Приезжал из своих командировок и всё портил. Воспитанием занимался, матери нервы портил, мужиком себя чувствовать хотел, самоутверждался. Алька глазищи как блюдца делала, он и таял, а мне доставалось. Просто потому, что сделка прошла не на его условиях или нишу занимал более удачливый конкурент. И тогда единственным его развлечением было воспитать из сына настоящего мужчину при помощи пьяных нотаций или подзатыльников. Он столько раз выговаривал матери за то, что отвела меня на танцы. Запрещал. Но я сбегал на репетиции даже из закрытой комнаты, вылезал из окна второго этажа и по крыше перебирался в Алькину через окно, а оттуда крался через кухню на чёрных ход. Помню, однажды был скандал, они с мамой закрылись в кабинете и долго о чём-то приглушённо спорили, потом отец вышел, презрительно глянул на меня, но больше не препятствовал моим занятиям хореографией.
— Дети, как же редко мы все вместе собираемся, — мама грациозно присаживается на стул и берёт в тонкие пальцы вилку. — Мы с отцом скучаем.
Особенно отец. И особенно по мне.
— Да они же у нас занятые дальше некуда, — отец поджимает губы.
— Вить, ну Аля на практике почти весь день, да и Костик её вечером ждёт. А Макс учится, — мама тоже пытается сгладить обстановку, смутившись своего замечания. Уверен, она очень старалась устроить этот ужин.
— Ага, — отец отпивает большими глотками вино из бокала и промакивает губы салфеткой. — а его потом кто только не ждёт.