Десант местного значения
Шрифт:
03 ноября, местное время 08:59. Камчатка, город Петропавловск-Камчатский. Бункер основного КП Камчатской флотилии
– Таким образом, силам нашего десанта, при помощи активной поддержки артиллерии эсминцев «Бесследный» и «Скрытный», удалось провести высадку в бухте Безымянной и продвинуться всего лишь на километр вглубь. Выход наших сил на линию перешеек полуострова Рыбачий – дорога на Вилючинск – западный берег озера Саранное – перевал Седёлка, как изначально было запланировано, оказался невозможен из-за ожесточенного сопротивления американцев. В этой связи предлагается сформировать еще одну десантную партию, в составе двух рот третьего батальона 246-го мотострелкового полка с тяжелым вооружением батальона, и высадить ее на причалы в городе Вилючинск, по месту прошлой высадки контр-адмирала Гонтаева. Эти две роты по приказу командира 22-й дивизии уже сняты с занимаемых позиций севернее Халактырки и следуют в Петропавловск.
– Хорошо, – медленно произнес контр-адмирал Ярошевич. Сказывались предыдущие бессонные ночи, голова была, как чугунная, а в глаза как будто песку насыпали. Но ощущение, будто они что-то упустили, не проходило. Да, точно. Командир у новой десантной партии есть, это кап-раз Лесной, значит, за все, что связано с переходом и высадкой десанта можно быть спокойным. А вот…
– Кто руководит погрузкой?
Ответом ему было растерянное молчание начальника штаба. Вообще-то в бухте Завойко ранее базировались все основные корабли флотилии, и для начальника порта провести погрузку трех сотен человек со снаряжением – плевое дело. Но ситуация осложнялась тем, что в одном из вчерашних интенсивных налетов американской авиации сильно пострадали и порт, и его управление, а сам начальник был тяжело ранен. В строю остался лишь один из его заместителей, но насколько адмирал помнил, это был совсем молодой лейтенант, только что из училища. Не факт, что его распоряжения будут безоговорочно выполняться, тем более что в составе десанта большинство вообще армейцы.
– Так, ладно. Я сейчас лично поеду туда, присмотрю за погрузкой. И с Лесным надо переговорить перед отплытием.
«И вообще, надо проветриться на свежем воздухе, а то у меня от многодневного сидения в этом бункере скоро голова лопнет», – уже про себя подумал контр-адмирал.
– Вас же, Виктор Павлович, я попрошу срочно отправиться в Усть-Большерецк, – обратился Ярошевич к заместителю начальника отдела оперативно-тактической подготовки ВВС КТОФ полковнику Калинину, с момента начала операции на Камчатке фактически возглавившему действие всей советской авиации на Камчатке. Берите один из уцелевших вертолетов и вылетайте прямо сейчас. Шестидесятый истребительный авиаполк полностью перешел в подчинение флотилии, надо как можно скорее организовать его работу с аэродромов в Усть-Большерецке, с выносом части машин на передовые базы поближе к Петропавловску. И разберитесь с выгрузкой зенитно-ракетного полка и радиотехнической бригады, во-первых, прикрытие порта и аэродрома Усть-Большерецка нужно уже сейчас, во-вторых, по мере выгрузки техники надо выдвинуть хотя бы один дивизион в район Елизово, на прикрытие авиабазы и транспортного узла.
– Я и сам хотел просить вас направить меня туда, Дмитрий Климентьевич. Насколько мне известно, по состоянию на 08:00 один зенитно-ракетный дивизион уже встал на боевое дежурство в районе Усть-Большерецка, а вот шестидесятый истребительный запаздывает. Перебазировалась уже целая эскадрилья, но о готовности они еще не докладывали. Сейчас разбираемся. Причина в путанице при отправке вспомогательной техники и персонала транспортной авиацией 11-й армии ПВО. Полк имеет на вооружении самолеты разных моделей, и при спешке первыми отправили технику и наземный персонал второй эскадрильи полка, она на Як-25М. А первой прилетела первая эскадрилья, она на МиГ-17ПФ. Надо на месте организовать ее обслуживание, силами уцелевших персонала и техники первой эскадрильи 865-го авиаполка, они летают на таких же машинах.
– Летали, вы хотели сказать, – едко заметил начальник штаба флотилии.
– Нет, летают! – резко ответил Калинин. – Оставшиеся последние два истребителя из этой эскадрильи час назад фактически сорвали налет десяти самолетов противника на наши эсминцы. Сбив один самолет и заставив преждевременно сбросить бомбы еще шестерых! И они, невредимые, сели на аэродром в Северных Коряках.
– Напишите мне представление к наградам на обоих пилотов. К орденам Красного Знамени, – прекратил в зародыше начинавшийся спор контр-адмирал. – Все, товарищи, на этом закончим.
03 ноября, местное время 09:46. Камчатка, 32 километр автодороги Елизово – Мильково. Санитарный автобус 24-го медсанбата 22-й мотострелковой дивизии
Когда Сергей пришел в сознание, все вокруг переменилось. Во-первых, он почти ничего не слышал и не обонял. Из всех чувств ему доступно было только зрение, и оно довольно-таки его удивило. Не было обгорелой местности, не было окопа, не было врагов в ненавистной форме. Он лежал лицом вверх на каких-то жестких носилках, вдобавок плотно пристегнутый ремнями. Перед глазами был низкий металлический потолок, окрашенный светло-салатовой краской. И было довольно темно, не как ночью, а полумрак, как в помещении с задернутыми шторами на окнах. Он повернул голову, сбоку было действительно окно, только маленькое и вдобавок плотно закрытое брезентовой шторкой. Он попытался поднять голову, но эта попытка привела к такой боли, что он невольно громко застонал. Вдобавок вместе с болью к нему вернулись и слух, и обоняние, и он, ошеломленный всем этим, долгое время просто лежал, пытаясь справиться и с болью, и с обилием поступавшей в его многострадальную голову информации. Его явно куда-то везли, теперь он слышал натужное завывание мотора. Он даже по звукам смог определить, что это такой же двигатель, как у того ГАЗ-51, на котором они приехали на войну. А судя по обилию специфических медицинских запахов, перемешанных с запахом бензина и моторного масла, его сейчас с этой войны увозят. Кстати, его стон не остался незамеченным.
– Фельдшер, он очнулся! – услышал он знакомый голос. Сашка. Значит, он тогда успел, и Сашка остался жив.
– Сашка, ты? Где мы? – спросил Сергей, преодолевая боль в затылке.
– Так это. В санитарке, едем обратно в Мильково. Уже Коряки проехали. Когда раненых в медсанбате сортировали, нас обоих приговорили к отправке в госпиталь, ты все время без сознания валялся. Так тебя в отключке и перевязывали, и переодевали.
Только сейчас Сергей обнаружил, что он одет в какие-то явно пижамные штаны, совершенно выцветшие от многочисленных стирок, а на ногах его нет даже носков. И лежит в одной гимнастерке, вдобавок с полностью отрезанным рукавом и плотно забинтованным правым плечом. Правда, ему совсем не холодно, наверное, печка в автобусе хорошо работает. Сашка тем временем, торопясь, будто Сергей снова выпадет из реальной жизни, рассказывал:
– Нас погранцы спасли. В последний момент успели, погнали америкосов. Кстати, они их почти всех порешили, хотя те такие лоси были, ну ты сам видел. А после боя обнаружилось, что из наших всего пятеро уцелело. Командир в медсанбате остался, в Елизово, а двое за нами в другой машине поедут. Когда в медсанбате решали, куда нас, в госпиталь Усть-Большерецка или в Мильково, я упросил в Мильково. Зачем нам Усть-Большерецк, ведь так, Серый?
Серега, только успевавший односложно поддакивать на Сашкин монолог, понял, что Сашка до сих пор не отошел от приснопамятного рукопашного боя. И просто до сих пор боится, до смерти боится. А когда он вспомнил подробности, особенно лениво идущую секундную стрелку на наручных часах того самого морпеха, которого он едва успел убить за мгновение до того, как тот выстрелит ему в лицо, Сергея и самого конкретно затрясло. До такой степени, что он и разговаривать не мог.
Тут подошла, перехватываясь за стойки, с закрепленными на них в два яруса носилками, женщина в форме и со старшинскими лычками на погонах, до этого сидевшая впереди, рядом с водителем.
– Очнулся? Это очень хорошо, а то я даже не знала, что и делать. Там, в медсанбате, ты под себя ходил, пока в беспамятстве лежал. А если бы здесь, в автобусе, такое бы случилось, каково бы нам потом ехать было, все это нюхая? Уж извини за такие грубые подробности. Кстати, утка нужна?
Сергей, вспомнив довоенное время, когда он был с матерью в больнице, в частности, что такое в медицине «утка», молча кивнул. А затем фельдшер, сноровисто вытащив из-под него эту самую посудину, крикнула водителю:
– Семен, остановись на секунду!
«Газон», заскрипев тормозами, неспешно прижался к обочине, и фельдшер, открыв заднюю дверь, по-быстрому выплеснула содержимое посудины, прямо на дорожную щебенку. И стала уже закрывать дверку, когда позади, над горизонтом, унылое серое утреннее небо озарилось далекой вспышкой. Вспышкой настолько яркой, что даже, несмотря на брезентовые плотные шторки на окнах, в полумраке автобуса стало светло, как в летний солнечный полдень. А потом пришел грохот, этот звук заполонил все вокруг, от него у Сергея заложило уши и снова сильно заболела голова. Автобус скрипел и раскачивался, словно хотел взлететь, как при урагане. По крыше застучали обломанные взрывной волной сучья и ветки со стоявших рядом с дорогой деревьев. Фельдшер в оцепенении стояла возле незакрытой двери, когда та, с силой ударившись о кузов автобуса, снова стала медленно открываться. И потрясенным людям внутри предстал во всей красе он. Гриб ядерного взрыва, который с некой величавой неторопливостью поднимался вверх, становясь уже выше обеих стоящих слева вершин вулканов, Авачинского и Корякского. Невообразимого смещения цветов и оттенков, от мрачного серого до ослепительно белого. С множеством молний, багрово-красных и светло-голубых, ветвящихся непрерывно в его кроне. Он был до одури страшен и нечеловечески красив одновременно, и это пугало людей больше всего.