Десант на Европу, или возвращение Мафусаила
Шрифт:
Ну да Шур с ним! Я рассказываю это лишь для того, чтобы стали понятны дальнейшие события. Итак, «восьмерка отважных», как назвал нас один записной острослов, не решившийся, впрочем, присоединиться, собралась в шлюзе. Перед тем, как дать команду загерметизировать шлемы, Харрисон пичкал нас последними инструкциями:
– Еще раз повторяю: ни шагу без моего разрешения! Передвигаемся цепью, след в след. Говорю я, а вы только задаете вопросы. «Охи» и «ахи» приберегите до возвращения на борт! Понятно?
– А можно, я буду восхищаться вами, сэр? – спросила Анюта, чье место было первым в цепочке после гида-инструктора.
Вопрос сбил нашего бравого космопроходца с панталыку. Он окинул, ласково улыбающуюся Энн, свирепым взглядом
– Нельзя!
– Хорошо, коммандер! – немедленно отреагировала мисс Рыжова. – Я приберегу свои «охи» и «ахи» до возвращения.
Прозвучало это откровенно двусмысленно, но Анюта, похоже, именно этого и добивалась. Во всяком случае Харрисон не счел нужным ответить. Он с треском опустил забрало шлема и махнул рукой, приказывая нам последовать его примеру. Прекрасно понимая, что шлюз не откроется, пока хоть один скафандр остается разгерметизированным, я тем не менее мешкать не стал. Не хватало еще, чтобы пилот меня подгонял!
Наконец, все приготовления были сделаны. Из шлюза откачали воздух и внешний люк распахнулся в пустоту. Вместе с последними молекулами газа, она мгновенно всосала в себя какие-то обрывки и накопившуюся в шлюзе пыль. Следуя команде Харрисона, мы, отталкиваясь один за другим от кромки люка, выплыли за пределы корабля и всей цепочкой зависли над астероидом. Притяжение Икара совершенно ничтожно. Мне уже стало казаться, что я, как и остальные, никогда не вступлю на его поверхность, но проболтавшись в пустоте несколько томительных минут, мои ноги все же коснулись зыбкой угольно-черной почвы.
«Поздравляю! – раздался в шлемофоне преувеличенно-бодрый голос гида-инструктора. – Вы первые люди, вступившие на поверхность этого обмыл… я хотел сказать звездоподобного небесного тела! Вы не ослышались! Именно – звездоподобного! Ведь именно так переводится греческое слово „астероид!“
Боже, неужели он нас еще просвещать вздумал! Сейчас расскажет о происхождении названия!
«Астероид назван Икаром в честь…» – немедленно возвестил пилот.
«Значит, я – первая женщина, оседлавшая Икара! – перебила его Анюта. – Прошу занести это в протокол!»
Экскурсанты подобострастно захихикали и завопили: «Ура». А я мысленно поаплодировал ей. Нет, что ни говори, Нюша человек, что надо!
«Да… разумеется, – без всякого воодушевления проворчал сбитый с взятого тона Харрисон. – Продолжим осмотр…»
Осматривать было особенно нечего. Икар Звездоподобный и впрямь походил на обмылок, как непочтительно оговорился пилот. Усеянная мелкими метеоритными кратерами, спекшаяся почва цвета сажи, близкая дугообразная черта горизонта, из-за которой пробивается жемчужное сияние фотосферы Солнца. Вот и все! Правда, если оглянуться, то можно увидеть редкое зрелище – исчезающие за урезом кромешной тьмы звезды. В их числе и Венеру, которая отсюда казалась не брильянтом, пусть и фальшивым, а скорее вулканическим прыщем. Мы находились почти на линии терминатора. Благодаря отсутствию атмосферы вокруг нас был совершенный покой вакуума. Раскаленные ветры не врывались с Дневной стороны, и не сталкивались с ледяным фронтом стороны Ночной. Впрочем, планетоид довольно быстро вращался и день сменялся ночью раньше, чем успевала остывать или заново нагреваться его поверхность.
«А теперь посмотрите на наш космолайнер! – пробубнил голос Харрисона. – Таким вы его еще не видели…»
Заранее отрепетированным движением, мы развернулись в сторону «Вестника». Космолайнер напоминал, лежащую на боку рождественскую елку. Похоже, что в честь нашей экскурсии капитан велел зажечь все бортовые огни. И вдруг они разом погасли. Это было настолько неожиданным, что некоторые испуганно ахнули. И не удивительно, ведь корабль – этот единственный оплот жизни в окружающем смертоносном бездушии – исчез! Хотя, конечно, на самом деле он просто слился с глухой чернотой астероидной ночи. Через несколько мгновений глаза приноровились и стало возможным различить четкий силуэт «Вестника богов» на фоне морозной узорности здешнего неба. Но оказалось, что наш гид-инструктор приготовил еще одно зрелище. В той стороне, где только что был наш корабль, вдруг расцвели бледно-голубые мерцающие цветы. И в призрачном свечении их лепестков на короткий миг проявился корпус космолайнера, чтобы тут же снова пропасть из виду.
«Господи, что это?! – вопросил в шлемофоне голос Энн. – Какая красота!…»
«Охотно объясню вам, мисс! – немедленно откликнулся Харрисон. – Эти бутоны, всего лишь выхлопы двигателей ориентации! „Вестник“ в очередной раз скорректировал свою орбиту относительно Икара…»
Мне почудилось в тоне пилота плохо скрываемое злорадство, дескать наконец-то старый космический волк Харри Харвисон сумел поставить воображалу пассажирку на подобающее ей место! Но, видит Шур, как я ошибался!
Исчерпав достопримечательности ночной стороны, мы двинулись к самой кромке терминатора, чтобы одним глазком взглянуть на то, что делается на дневной. Я начал подозревать, что – ничего особенного. Та же скучная «угольная» пустыня, только залитая ярким софитом Солнца. К счастью, еще достаточно далекого, чтобы быть по-настоящему опасным. Топать по планетке, диаметром не превышающей двух километров, то еще удовольствие. Я чувствовал себя привязным аэростатом: пустым и легким, бестелесным даже, несмотря на массивный скафандр. Одно неосторожное движение, и ты взмываешь в пустоту, на посмешище остальным экскурсантам. Хорошо еще, что подошвы наших скафандров были снабжены магнитными нашлепками – ведь в грунте астероида довольно много железа!
Так вот, бесшумно чавкая этими самыми нашлепками, мы подобрались к четкой, хотя и извилистой из-за многочисленных впадинок кратеров-кратерочков, границе между светом и тьмой. По мере нашего приближения, Солнце все решительней вздымало над горизонтом свою императорскую корону. А вскоре показался и краешек его молочно-белого диска.
Процентов девяносто солнечного блеска отсекалось самонастраивающейся системой светофильтров, но чтобы кинуть беглый взгляд за пределы этого мира, надо было превратить ослепительный новенький луидор в тусклую, истертую монету. И примерно с минуту, мы развлекались ручной настройкой фильтров по специальной, высвечивающейся на внутренней стороне забрала, градуированной шкале.
Я справился довольно быстро, и в буквальном смысле увидел Икар в новом свете. На той стороне, что была сейчас Дневной, астероид выглядел совсем по другому. Его шершавую однообразную равнину пересекала чудовищная трещина! Для крошки Икара она была огромным каньоном, вроде Колорадского на Земле или даже марсианской Долины Маринера. Как будто неведомый космический бог походя вонзил в астероид свою секиру, с натугой вытащил и отправился восвояси.
«Как видите, этот звездоподобный обречен, – не замедлил прокомментировать сие зрелище гид-инструктор. – Всякий раз проходя вблизи Меркурия, а случается это не каждый икарийский год, бедняга испытывает на себе приливное воздействие сразу двух космических тел: Солнца и Планеты номер раз, в честь которой назван наш корабль! Когда-нибудь, эта парочка располовинит Икар, как арбуз и…»
Харрисон осекся. Потому что его, как и меня, да и всех остальных, захлестнул целый шторм новых ощущений. Ощущений – которых просто не должно быть! Как будто разом отказала вся автоматика светофильтров, а заодно и терморегулировка скафандра. Да и сам скафандр, казалось, начал таять от почти доменного жара. А еще и без того неверная почва астероида ушла из-под ног, но тут же вернулась, приковав к себе с невероятной силой, словно крошка Икар вдруг вырос до размеров Нептуна. Потом почва опять куда-то провалилась и снова вернулась. Это повторялось снова, и снова. Неудивительно, что эта выворачивающая наизнанку, тошнотворная карусель вскоре лишила меня сознания…