Дешевый роман
Шрифт:
Я все это время представлял себе тот зал в мельчайших подробностях и то, как он уходил со своей Музой.
– Хочешь узнать, что было дальше?
– Хочу.
– Я очень виню себя, мой друг, что не пошел тогда в другое издательство, а принял их условия, ведь был контракт. Партия уже была реализована.
Он немного задумался.
– И однажды в книжном ко мне подошла уже немолодая женщина и похвалила меня, она сказала что-то вроде «Вы гений. Я благодарна вам за эту книгу!». И знаешь, на душе как-то так стало приятно, и мне было уже не важно, что мой текст изменили. Мое тщеславие затмил разум. Потом подошел мужчина, затем молодая женщина, люди все подходили и хвалили меня, словно я им чем-то сильно помог, эта книга находила в сердцах отклик. Мне было приятно.
– Ты больше не считал свою работу грязной?
– Нет, Габриэль, не считал. Она была чиста, как Дева Мария.
Он засмеялся каким-то злобным смехом.
– Ты знаешь, сколько я за нее получил?
Это был риторический вопрос.
– Десять тысяч долларов. Было продано более ста тысяч экземпляров, это был успех. Я зажил другой жизнью, больше не было того вечно голодного парня с мешками под глазами, был теперь другой человек – сытый, в красивом костюме, чистый, с довольным блеском в глазах. Блеск – это теперь поза. Я поддерживаю свой образ. А Жанна тогда ушла от меня к другому.
– Почему?
– Не знаю, не знаю. Без нее все стало иначе, я начал писать дамские романы с любовными интрижками для всеядных, и они продавались с бешеной скоростью. Я написал восемь книг и свою первую книгу я считаю лучшей. Но я бы ее уже не повторил. Не знаю почему, сейчас все по-другому. Я понял, что не нужна никому моя душа. Люди готовы есть помои, если они будут в красивой обложке. Это, кстати, моя книга висит на витрине и я законный владелец этого магазина.
Я потерял дар речи. Передо мной стоял Эн Ронни. Человек, которого я заочно ненавидел. Мне были, мягко сказать, не по душе его романы, и я никогда не мог понять, почему вся страна читает их. Он писал о примитивных отношениях, в его книгах не было никакой глубины. Это был всего лишь набор слов, я бы даже, оказавшись в тюрьме, его книгой разве что рыл бы подкоп.
– Теперь ты знаешь, кто я.
Произнес, смакуя. Он видел, что это произвело должный эффект.
– Мне нужно подумать.
Холодно попрощался я.
– Подумай, Габриэль, подумай, – улыбнулся Ронни.
Я вошел мрачным в комнату. У меня на душе было разочарование. Я не видел ни Риту, ни свою рукопись, ничего вокруг. Передо мной было лицо этого человека, неприятные ощущения, словно меня окунули в лужу. Рита подошла и хотела обнять.
– Не трогай меня.
Я сорвался на нее. Что я делаю? В чем она виновата?
– Рита, прости, – я начал целовать ее руки, – я не хотел тебя обидеть. Мне сейчас тяжело.
Я опустился на колени, обнял ее ноги. Она гладила мои волосы.
– Что случилось, Габриэль?
Я все никак не решался сказать.
– Этот человек… Из книжного. Это Эн Ронни!
– А кто это?
– Ты не слышала о нем?
– Нет, – она удивилась.
– Если в двух словах, это известный современный писатель, мне казалось, что каждая собака в городе знакома с его творчеством.
– Не говори так больше.
Сказала приказным тоном, но при этом нежность ее осталась на губах.
– Почему?
– Потому что ты не в праве судить его.
– А кто же тогда ему судья? Знаешь, Рита, я относил ему свою рукопись, я не знал, кто он. Мне хотелось услышать его мнение. Верно он говорил о ценности своей души. Верно!
Я был в гневе.
– Пусть судят его читатели. А ты пиши, Габриэль, пиши… Неизвестно еще, сколько стоят наши души.
– У тебя есть другая, Габриэль?
Я знал, что рано или поздно этот вопрос прозвучит. Мы лежали на матрасе – она у меня на груди, я ее обнимал.
– У меня нет другой, Рита.
– Не ври мне, признайся сейчас, пока не поздно.
Она слегка не в себе, мне нужно ее утешить.
– У меня только ты. Я не встречал женщину прекраснее, в тебе есть все, что мне нужно. Порой мне кажется, что ты создана лишь для меня одного.
– Но почему тогда я чувствую, что у тебя есть другая женщина? Ты от меня ее скрываешь.
В такие минуты мне хотелось от Риты бежать. Ужасно глупо пытаться оправдать себя в том, чего ты не делал, особенно перед человеком, который свято верит в свою правоту.
– Да, у меня есть другая, Рита.
– Говори.
В ее голосе я услышал облегчение.
– Это Юлия. Главная героиня моей книги. Она стала для меня больше, чем просто персонаж, я о ней пишу с каким-то известным только мне чувством. Это не страсть, не любовь, не сострадание – это что-то другое, она та грань, которая не позволяет мне оступиться в бездну. Когда я перестаю слышать своего героя, раздается ее голос, и этот голос – спасение для меня.
– Я о другой женщине, о которой ты все время грезишь. Она твоя главная муза – не я.
– Я не понимаю тебя, Рита.
– А ничего не нужно понимать, Габриэль. Женское сердце не обманешь, ты в какой-то момент пресытился мной.
Я не знал, что ей ответить. Мне было не о чем с ней больше говорить.
– Я тебе позволяла все – твои руки бывали там, куда я не пускала другие. Я позволяла тебе такой тон, который никогда бы не позволила другому. Я тебя возносила так, как меня возносили до тебя. Я спрашиваю у тебя, ради чего?
– Собирайся и уходи, если не веришь.
– Вот ты как со мной, Габриэль?
Признаю, я вспылил.
– Нет, Рита, не слушай меня. Никуда не уходи. Я верен тебе до последнего и всего лишь хочу, чтобы ты меня не порочила. Ты меня оскверняешь, оскверняешь нас. Я терпеть не могу эти дешевые страсти, измены и прочую низость. Это не по мне, пусть они остаются в дешевых журналах для пышных дам, которые толстеют от своей всеядности и неразборчивости. Это ты с Ронни можешь на такую тему поговорить – это все его стихия. Но не моя.
– Ладно, – сдалась Рита. – Говори мне что-нибудь приятное. Какими глазами ты смотришь на меня, что чувствуешь. Мне бы хотелось время от времени слышать, что я тебе нужна. Ты бы смог?