Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
– Астай! – качнула она головой. – Внизу не очень густи. Оставляй место, чтоб пролезть было можно.
– Пролезть?
– Конечно. А то как же Есенка свои подарки достанет?
Достий склонил голову к плечу, а загорянка хлопнула себя ладонью по лбу.
– Айе, да ты ведь не в курсе… Конечно!.. Видишь ли, Есенка жуть как елки любит сочельные, с самого детства. Увидала однажды, как в городе делают, так страсть ее прямо обуяла, и не смутило ничуть, что не везде эта традиция заведена. Чуть не с лета готовилась, мастерила всякие украшения – то шишек наберет да позолотой покроет, то еще что выдумает, – Достий кивал, следя за рассказом. – Ну вот, а раз ей потеха, уж конечно, мне не тяжко ее порадовать.
– Герге из столицы который год выписывает то наряды, то краски, то еще какие-то штучки, –
– Завтра будет под елкой-то шурудеть, – добродушно отозвалась Георгина. – Нынче просто так пусть глаз радует…
Впрочем, радовала глаз украшенная елочка не только Есенке: Достий и сам нет-нет, да бросал на нее довольные взгляды. Он знал, что в их кругу не принято было прежде как-то особенно отмечать сочельник: два предыдущих года они ничем этот день не выделяли. Святой отец отправлялся на всенощную, Достия же оставлял дома, не желая впутывать его лишний раз в дела Синода, и юноша засыпал, как и обычно, а Его Величество с Советником поутру зачастую заставали в кабинете за составлением финансовых планов на грядущий год. Поздравлений между ними в каком-то особенном их виде, или, паче того, подарков, не было принято – церковь по сей день относилась к такому легкомысленному поведению с подозрением, и Император не желал лишний раз подчеркивать различие между ним и его друзьями. Да и потом – чем его радовать, для Достия было бы одной сплошной загадкой. Сам Наполеон, очевидно, вообразил бы себя не иначе как Святым Клаусом, спустив на подарки близким пол-казны, так что, очевидно, Бальзак тоже как-то препятствовал привычному празднованию сочельника во дворце, опасаясь за государственную стабильность.
Как бы там ни было, их сочельник в этом году прошел на удивление уютно: все они собрались в трапезной для ужина и засиделись допоздна, отдавая дань гусю с яблоками, пирожкам с грибами и прочим разносолам, на которые расстарались ради праздника. Самой Георгине заводиться на кухне было лень, блюда сложнее супа или каши она не больно-то признавала, но когда появились гости, кого можно было заарканить на кухню, чтоб развлекали беседой, а то и приставить к полезному делу, все пошло на лад. Достий уж и не знал, что думать, когда прибежал на шум к печке, а оказалось, что по уши перемазанные в муке Их Величества спорят, как правильно фаршировать этого их грешного гуся. Святой отец принимал в кухонных хлопотах посильное участие, все про себя переживая, что не может приложить к делу руки, по крайней мере, обе. Есенка белочкой сновала в подпол и назад, то с одним горшком, то с другим, и только Бальзак даже не пытался поучаствовать в общем безумии, а все так же сидел и корпел над бумагами. Вид у него сделался совсем бледным – зимой солнца было мало, и даже та его скудная часть, что обычно Бальзаку, кабинетному затворнику, доставалась, теперь его миновала. Зато уж, глядя на себя в зеркало, Достий примечал здоровый цветущий румянец во всю щеку – и ему, и всем остальным приезжим пребывание в Загории шло на пользу. Замученный дворцовыми интригами, несговорчивостью своих министров и их кознями, Император снова тут ожил, явственно радуясь передышке, а что касается отца Теодора, то спокойный размеренный уклад здешней жизни был ему как нельзя более по душе. Он совершал долгие пешие прогулки, и укрытые снегом поля и горы, этот однообразный белый пейзаж, не надоедали ему.
Уезжать отсюда Достию не хотелось совершенно, да и Георгина не очень-то желала их отпускать, уговаривая задержаться хоть на недельку, но увы, дела не ждали. В положенный срок они собрались и отбыли, и Достий долго махал на прощание Есенке, превратившейся вскоре в белое пятнышко на фоне ворот, а там и вовсе потерявшейся в снежной белизне.
К облегчению Достия, суета и круговерть дворца не захватили их немедленно же по возвращении, что дало им время немного прийти в себя. Основная суматоха началась через несколько дней, после обеда, когда святому отцу пришла телеграмма. Она была не на его имя, то был ответ Бальзаку, но дело, упомянутое на клочке почтовой бумаги, касалось духовника напрямую.
–
Высочайший Советник, который не счел за труд самолично передать послание Теодору в руки, лишь пожал плечами.
– Что же ты, не успеешь подготовиться ко встрече? Тебе бы получаса было бы достаточно, тем более на сегодня не планируется ничего важного. Ты просто введешь виконта в курс дела. Он сам тебе после скажет, на чем он хотел бы заострить внимание. К тому же, Теодор, чем дольше ты готовишься, тем сильнее тебя раздражает ожидание.
Святой отец снова вздохнул. Выражение его лица было примерно таким же, как у самого Советника в минуты, когда ему вздумывалось читать нотации Его Величеству, а то есть устало-раздраженное.
– Ну полно, – принялся его в своей обычной сдержанной манере успокаивать Советник. – Не делай из мухи слона. С де Ментором ты быстро столкуешься. А чем быстрее мы все устроим – тем лучше.
– Наполеон страсти нагнетает? Вынь ему да положь нового прокурора…
– Он подробнейше поведал мне про причины подобной спешки. И я нашел эти причины вполне логически обоснованными. Поэтому счел возможным отправить телеграмму еще из Загории.
Святой отец только глянул на собеседника из-под нахмуренных бровей, а столько уже сумел выразить этим. И свое сомнение в том, что Наполеон способен на логически обоснованные суждения, и в том, что доказывал Император свою точку зрения Бальзаку исключительно словами.
Достий только тем и занимался, что переводил взгляд с одного на другого. Фамилия Де Ментор ничего ему не говорила, он кроме как в Загории о нем никогда не слышал. Однако этот господин не вызывал почему-то у духовника радушия, видно, был упомянут тогда исключительно ради пользы. Уже привыкнув понемногу, что во дворце то и дело затевается что-то необычное и малопонятное, Достий вопросов задавать не стал, предчувствуя их неуместность сейчас. Времени на подготовку встречи было немного, а еще Теодор нервничал. Да и объяснения Достий добудет непременно – раньше или позже.
– Ежели ты хочешь, я помогу тебе с документами, – внезапно предложил Бальзак. – В дела Синода я никогда особо не вмешивался, но представление имею. К тому же, из наших обсуждений я понял, что может быть особенно интересным для вас обоих. Подборку я пришлю тебе с Достием – он пойдет в архив со мною, если он не против.
– Я пойду, – тут же отозвался Достий, всегда испытывая желание быть полезным.
Духовник отчего-то смутился.
– Бальзак, будет тебе. Управлюсь сам. Нечто тебе заняться больше нечем?
– Есть. И это – одно из подобных занятий, – Советник развернулся к двери и кивком поманил за собой Достия. – Идем.
Юноша торопился вслед за Бальзаком и терпеливо помалкивал – дворцовые коридоры совсем не были подходящим местом для обсуждения всяких хитрых государственных дел. А одно из них, судя по всему, и затевалось.
Шли они долго – молодой человек поначалу подумал, что речь идет об архиве библиотеки, путь к которому он уже выучил. Смотритель библиотеки, у которого Достий брал иногда ключи от той или иной секции – древний, подслеповатый, выцветший старичок – был уже не в тех годах, чтобы повсюду сновать за посетителями. Да и было их не очень-то много. Однако, как теперь стало понятным, речь шла о каком-то другом хранилище.
Тихое и светлое помещение архива вовсе не походило на библиотеку. Во-первых, сюда было не так-то просто попасть, нужно было пройти через несколько дверей, охраняемых караульными. Бальзак то и дело кивал Достию – поторапливайся, мол, за мной – чтобы дать понять окружающим, что юноша является его сопровождением и в передвижениях его ограничивать нельзя. Во-вторых, библиотека на взгляд Достия была в том числе и одной из дворцовых достопримечательностей. Тамошняя мебель хоть и была украшена сдержанно, имела очень изысканный вид, книжные полки там и сям сияли богатыми переплетами книг. Архив же предназначался исключительно для работы, удобные столы и стулья были незатейливы на вид, а бесконечные ряды корешков гросс-бухов на стеллажах смущали своей внушительностью. Достий невольно подумал о придворном архитекторе – это место пришлось бы ему явно по вкусу.