Десять басен смерти
Шрифт:
Пусть тебя ведут символы. И твое колдовское воображение.
И я стану твоим Колдуном.
Здесь ты находишься в Моем царстве.
Пьетро спрашивал себя, не сошел ли он уже с ума, не стал ли слепцом, не потерялся ли, созерцая абстрактные светила. На пороге разгадки тайны его вновь охватило беспокойство. Сейчас он шел по тисовой аллее Южного партера; деревья были посажены группами по шесть – число дьявола. А сами тисы символизировали смерть! Если он продолжит идти по этому пути, он достигнет оранжереи. В сладком оцепенении этого геометрического рая, удаленного от действительности, он затеряется в игре теорем и абстрактных форм,
24
Марк Курций по легенде, юноша, добровольно принесший себя в жертву подземным богам во имя Рима.
25
Туаз – старинная французская мера длины, 1,949 м.
Как некогда в Венеции, он проходил мимо Люцифера.
Мы приближаемся.
Пусть тебя ведет Баснописец.
«4. Поверните направо, пройдите между бронзовым Аполлоном и Лантеном и остановитесь у выступающего флигеля, откуда можно увидеть Вакха и Сатурна.
5. Спуститесь по правому пандусу оранжереи, пройдите по апельсиновой роще, затем прямо к фонтану, откуда можно полюбоваться на оранжерею. Идите в аллею больших апельсиновых деревьев, затем в крытую оранжерею…»
Здесь король предлагал свернуть.
Баснописец покидал ось иллюзорных удовольствий и бесплодных мечтаний. Он брал венецианца за руку, чтобы заставить его свернуть к западу, на путь честного человека, но не по прямой, возвышенной перспективе, ясной и элегантной, которую Пьетро обозревал, стоя на террасе. Нет, здесь был поперечный путь. Баснописец продолжал плести свою паутину, свое создание, и Пьетро следовал за ним, наполовину подчиняясь, наполовину соглашаясь, движимый инстинктом в той же мере, что и разумом.
«Куда же ты меня ведешь? В какое святилище, в какую империю, если не в свою собственную?» – думал он.
Обойдя сфинксов сзади, он пошел вдоль террас по направлению к Зеркальным бассейнам. Эти резервуары продолжали удивительную Зеркальную галерею, олицетворяя глубину души, порог раздумий. Они отражали как движения неба и светил, так и движения сердца. Зеркальные бассейны приглашали на внутреннюю прогулку, призывали вернуться к себе. В этом саду они шепотом звали в вечность, но водные струи напоминали о земном времени и о времени, текущем сквозь путаницу человеческих эмоций. И вдруг Пьетро начал догадываться – он боялсяпонять, в какое место его столь решительно завлекали.
«…и выйдите через вестибюль со стороны Лабиринта».
Перед тем как войти, он остановился.
Грабы, посаженные в Лабиринте, в высоту достигали более семи метров. В белой сорочке и французской куртке, с волосами, завязанными в узел на затылке, со шпагой и пистолетом на боку, Пьетро стоял как будто на пороге опасного и обманчивого царства, как Улисс на пороге мира, в котором он не мог отличить тень от света.
Именно здесь он когда-то гнался за первым Баснописцем.
Нить
Черная Орхидея положил ладонь на эфес шпаги.
Входит он в ад или в рай?
В садах стояло великое безмолвие.
Мир затаился.
Пьетро медленно переступил порог.
Он углубился в Лабиринт.
Созданный в прошлом веке, этот четырехугольник густого леса, украшенный разноцветными свинцовыми статуями, уже утратил былой блеск. Однако сами его истоки были овеяны поэзией; Лабиринт был детищем Ленотра и Шарля Перро, суперинтенданта королевских строений, тоже сочинителя. Когда-то он рассказал, как Амур, сделав комплимент Аполлону по поводу красоты версальских садов, попросил разрешения обустроить этот боскет. Сам Амур, воплощавший любовь, тоже представлял собой лабиринт, в котором легко было затеряться… Пьетро прищурился. На решетке у входа виднелись изображения Амура, автора нравоучений, державшего в руках нить Ариадны, и Эзопа, автора античных басен. Этот загадочный контраст между стариком Эзопом, уродливым заикой, который мог быть олицетворением мудрости, и молодым красавцем, носителем той же идеи, добавлял лесу пущей таинственности.
На пьедестале Эзопа была выгравирована следующая формула:
Хотел бы научить вас мудрости Я с помощью родных моих зверей, Что полны ловкости и хитрости, — Портрета нравов ваших нет живей.А со своего пьедестала ему вторил Амур:
Хочу, чтоб вы любили И благонравны были; Лишь дураки не любят — И тем себя погубят.Пьетро еще раз посмотрел на них.
Тут было еще что-то, что-то другое…
Венецианец закусил губу и двинулся вперед.
Подул холодный ветерок.
Крылатый Амур пальцем указывал на вход в Лабиринт; в другой руке статуя держала нить Ариадны… и еще записку, свернутую трубочкой, которая покачивалась на ветру. Казалось, она поджидала его.
Пьетро подошел поближе. Действительно, это была записочка.
С минуту он рассматривал безмолвное лицо статуи с застывшей загадочной улыбкой.
Затем он вновь посмотрел на записку, трепетавшую между пальцами Амура.
«Игра в прятки продолжается. По крайней мере, я не ошибся… Я оказался там, где ему хотелось».
Он медленно взял записку и развернул ее.
Имею власть я над тобой, и нет моей фантазии пределов, Я сочиню и научу, изобрету, сотку и снова распущу, Как невидимка-ткач, пряду я нить своих рассказов. Я автор, Виравольта! Тебя могу я потерять, запутать, вновь найти и сбить с пути. В туман тебя я опущу, и извлеку, и снова так же проучу, Ведь Баснописец я, иного не найти, Я страж твой, Виравольта!Пьетро тряхнул головой и еще раз осмотрел вход в Лабиринт. «Вольно ж ему водить нас за нос. Ну что ж! Войдем и поглядим».
Тут же на его пути попался первый фонтан. В центре бассейна находилась сова, а с обеих сторон от нее две птицы, похожие на аистов; этот искусственный птичник напоминал своего рода водный фейерверк, окруженный проволочной сеткой, похожей на веер из камыша. Это сооружение вызывало в памяти отдаленное воспоминание о знаменитой машине «Басни Эзопа», созданной в свое время Меркаде и Балленом. Весь боскет, казалось, представлял собой книгу басен. У Пьетро пересохло во рту. Он двинулся дальше.