Десять басен смерти
Шрифт:
Уже несколько месяцев подряд не иссякал поток эпиграмм и пересудов. В этой какофонии угроза, которую представлял собой Баснописец, могла показаться несущественной, так как иногда сложно было отличить обычные дерзости, направленные против власти, от организованных подрывных действий. Реальное значение того и другого могло быть совершенно разным. Королева также была в центре этих сплетен, которые она старалась воспринимать с юмором. Ей всегда приписывали сапфическую любовь к принцессе деЛамбаль и многочисленные подвиги на ниве адюльтера. Но появилась и новая информация: в ее лесбийских играх отныне принимала участие модистка Роза Бертен.
Несмотря ни на что, королева ликовала. Под влиянием свое узкого круга она рассчитывала, воспользовавшись коронацией, добиться возвращения к делам своего фаворита, герцога де Шуазеля. Первая беседа на эту тему с королем не принесла желанных результатов. Но в экстазе послекоронации, возможно,
Теперь Мария Антуанетта даже приписывала себе талант политика; тем не менее, она не оправдывала надежд, возлагаемых на нее ее матерью и ее опекуном во Франции, австрийским послом Мерси-Аржанто, которые мечтали о том, чтобы она стала влиятельной советницей. Обладая болезненным самолюбием, она не имела ни способностей, ни интереса кполитическим махинациям. Но она снова погрузилась в мелкие расчеты, думая, что ее маневры вполне удались. Отвлекшись от своих мыслей, с радужной улыбкой на лице,она подавала руку приветствовавшим ее людям. Весело били колокола церквей. Сегодня ею восхищались. Почести будут оказывать ей и завтра, и послезавтра, и во все остальные дни. Вот в чем заключалась коронация для королевы: быть в центре торжеств и обожания. Как она была счастлива. Продолжая улыбаться, она приветствовала толпу.
Перед церемонией они на два дня остановились в Компьене. 8 июня они расстались: король должен был направиться в Фисм, а королева – самостоятельно добраться до архиепископского дворца в Реймсе. На следующий день Мария Антуанетта продолжила путешествие в сопровождении своих деверей и графини де Прованс. Графиня д'Аргуа, которая была на седьмом месяце беременности, отсутствовала. Мария Антуанетта прибыла в Реймс первой и одна приняла почести от придворных Шампани. Розовощекая, радостная, она была уверена в своей власти и в своем великолепии, стоя в тени от перьев, украшавших шляпы ее фрейлин.
В час дня она заняла место на балконе дома, находящегося в двух шагах от собора. Вдалеке толпа пришла в движение; из предместий до нее докатился необычайный рокот. Приближался король.
Следуя за экипажем, в котором сидели принцы королевских кровей, он поменял дорожную коляску на пышную карету, колесницу Аполлона, увенчанную сверкающей короной и запряженную боевыми скакунами из королевских конюшен. Весь город преобразился. К небу вознеслись триумфальные арки до 60 футов высотой, украшенные коринфскими колоннами; статуи колоссов, символизирующих Правосудие и Религию, обрамляли проход к портику с барельефами, изображающими Сельское Хозяйство, Мануфактуры, Навигацию и Торговлю; стены благотворительного приюта и больницы были отштукатурены. Вокруг террасы дети бедняков, по такому случаю наряженные в золотистые одежды, бросали цветы под колеса сказочной кареты. Король проезжал под гирляндами, через арки из зелени и аллегорических статуй. Оказавшись под балконом, он под гром оваций поприветствовал Марию Антуанетту. Она видела, как он оставил свой экипаж и направился к собору по крытому проходу между колоннадами. Людовик присутствовал без супруги на Те Deum, после чего принял одновременно все делегации от провинции в архиепископском дворце.
На следующий день, 10 июня, все присутствовали на вечерне; прошел день, прошла ночь – и занялась заря, величественная заря, возвещавшая день коронации Людовика XVI.
Заяц и Черепаха
Паперть Реймсского собора
«Бог мой, что же он собирается предпринять?» – думал Пьетро.
Занималась заря. Виравольта утром переговорил с Верженном и Сартином, страшно занятыми с того самого дня, когда вся правда стала известна. Вчера вечером в Фисме, следуя по пятам за королем, Черная Орхидея имел конфиденциальную беседу с Шарлем де Брогли. Шеф Тайной службы был обеспокоен: Сапфир не явилась на призыв, а недавнее открытие, касающееся генеалогии Баснописца, лишний раз подтвердило степень его решимости. Парижская облава, проведенная во многом наобум,
Итак, Баснописец был плодом греховной любви Людовика XV и девицы легкого поведения из тех, которых монарх в таком количестве принимал в своем очаровательном гнездышке Парк-о-Серф! Королевский ублюдок, готовый на все! Вот во что обходилось легкомыслие Возлюбленного Франции! Видимо, этим объяснялись и покушения на осведомителей и агентов: Ланскене, Розетта и Жаба, сами того не ведая, оказались среди жертв. Другие, например Метеор или Змея, принимали участие в расследовании дела Жака Марсия, первого Баснописца. Здесь тоже была отвратительная муть: искал ли и в самом деле встречи с королем этот аббат, бывший неуравновешенным янсенистом, которого, однако, защищали его прихожане и конвульсионистка Мари Дезарно? Неудивительно, что, узнав о случившемся, Людовик XV замял дело…
Но одно казалось бесспорным: угроза была реальнее, чем когда-либо.
Тем временем граф де Брогли продолжал добиваться реабилитации для себя и для Тайной службы. Людовик XVI решил назначить комиссию для анализа деятельности Черного кабинета. Всплыли на поверхность польское дело и «план нападения на Англию», затем подверглись тщательному расследованию миссии службы в других странах. Когда с него были сняты все подозрения, Шарль начал упорствовать, требуя, чтобы всеобщей огласке был предан заговор, который замышлял д'Эгийон с целью заключить его в тюрьму. Едва не задевая достоинство его величества, он потребовал еще и официальную декларацию комиссаров полиции, а также письмо, подписанное самим монархом! Последний был возмущен. О самом главном Шарль попросил слишком поздно: о своем фактическом помиловании и титуле герцога, которого он уже давно добивался. Только что в качестве компенсации ему предложили не титул и не пост в правительстве, а право присоединиться к своему брату Виктору Франсуа, губернатору Трех Епископств в Метце, в качестве помощника и генерал-лейтенанта. В пятьдесят пять лет Брогли возвращался к военному ремеслу, с которого началась его карьера. Но он не смирялся: большинство агентов, включая и Виравольту, все еще находились в его распоряжении; они были по-прежнему признательны шефу Тайной службы. В сегодняшней ситуации он не мог приостановить всю деятельность одним росчерком пера. Поэтому так или иначе Тайная служба продолжала существовать. Тем временем Брогли прошествует завтра в процессии на церемонии коронации вместе со своим братом и кавалерами ордена Святого Духа.
Виравольта произвел смотр вверенных ему войск. Он вернул Августину Марьянну оружие, выданное ему для исполнения миссии. Ничто не могло заменить его итальянский клинок, кинжал и пистолет. В эти минуты Анна Сантамария присоединялась к кортежу королевы. Пьетро предпочел бы укрыть ее в безопасном месте, но она не могла пропустить коронацию. Поэтому он поручил ее охрану Козимо.
– Не допускайте, чтобы вас отвлекали! – кричал он, проезжая верхом перед рядами своих солдат. – Кортеж прибудет через два часа! Ни на минуту не теряйте бдительности ни до, ни во время, ни после церемонии, и в течение всего торжества!
Они заняли позиции с восточной стороны собора. Другие роты окружили здание, вытянувшись шеренгами на паперти или же рассредоточившись по соседним домам. Массивные декорации и теснота затрудняли размещение войск, которые должны были оставить место для подъезда больших экипажей и для толпы. Но солдаты были готовы к тому, чтобы собраться по первой тревоге. Сартин взял на себя охрану кортежа. Вдоль всего пути были дислоцированы элитные части королевского военного ведомства, жандармы гвардии и солдаты легкой конницы с красными обшлагами, а также гусары, стрелки легкой кавалерии и пехотные части. Под командованием Пьетро находились два драгунских полка, солдаты которых славились меткостью стрельбы и могли атаковать с помощью холодного оружия, а также мушкетерская рота. Если бы из-за особого характера его миссий статус Пьетро не был менее официальным, он служил бы в их рядах. Две роты, отличающиеся мастью лошадей, насчитывали по двести пятьдесят человек каждая. Из них около сотни подчинялись непосредственно Пьетро. Он проехал перед ними. Они были одеты в синие мундиры с белым крестом поверх красных костюмов, украшенных золотыми галунами. У всех были шпаги и мушкеты.