Десять меченосцев
Шрифт:
– Приближаются! – пробежал шепот по цепочке спрятавшихся крестьян. Когда появилась первая тройка бандитов, их уложили почти без сопротивления с их стороны. Крестьяне залегли, растворившись во тьме. Остальных разбойников постигла та же участь.
Успех воодушевил крестьян.
– Не такие уж они и страшные!
– Осторожно! Еще один бежит.
– Налетай!
– Стойте! Это же ронин!
Крестьяне, обретшие веру в свои силы, выстроились вдоль дороги, как на смотре. Все не спускали глаз с Мусаси, его окровавленной одежды, меча с многочисленными зазубринами. Швырнув меч в сторону, он поднял копье.
– Мы еще
Все как один двинулись за Мусаси. Женщины и дети, вооружившись, присоединились к мужчинам.
Деревня пострадала не так сильно, как ожидали жители, потому что дома стояли далеко один от другого. Ревела перепуганная скотина, младенцы надрывались от крика, с оглушающим треском лопались стволы бамбука в горящей роще у дороги. Разбойников нигде не было.
– Где они? – спросил Мусаси. – Я чувствую запах сакэ. У кого большой запас сакэ?
Завороженные пожаром, деревенские не заметили запаха сакэ.
– Деревенский староста хранил сакэ в бочках, – ответил один из крестьян.
– Там мы их схватим! – проговорил Мусаси. Толпа деревенских росла на глазах. К радости Мусаси, все были готовы к сражению.
– Вот дом старосты, – показал крестьянин на большую усадьбу за глинобитной стеной.
Крестьяне окружили дом, а Мусаси перелез через стену. В просторной комнате с земляным полом сидели главарь и его подручные. Они пили сакэ и развлекались с захваченными в плен девушками. Когда прибежали уцелевшие в стычке разбойники, главарь набросился на них с руганью.
– Трусы! Испугались одного вояку! Сами справитесь, мне там нечего делать! – кричал он на грубом наречии жителя гор.
Главарь замолчал. С улицы донесся гул толпы, взявшей дом в кольцо. Разбойники растерялись.
Побросав недоеденных цыплят и чарки, они выскочили и, крепко сжав оружие, уставились на дверь.
Мусаси, приспособив копье под шест для прыжков, влетел в комнату через боковое окно и приземлился за спиной главаря. Тот обернулся и в тот же миг был пронзен копьем. Разбойник, хрипя, ухватился руками за древко и рухнул ничком. Наконечник копья торчал между лопатками. Мусаси, выбив оружие у второго разбойника, бросившегося на него, разрубил того его же мечом. Потом ударил по голове третьего и пронзил насквозь четвертого. Остальные ринулись из дома, застряв в двери. Мусаси метнул меч им вдогонку, одновременно выдернув копье из тела главаря.
– Стоять! – взревел Мусаси, бросаясь в атаку с копьем в горизонтальном положении, раздвигая бандитов, как струи воды. Расчистив пространство для длинного копья, Мусаси пустил его в ход, делая неотразимые выпады вперед и по сторонам, нанося удары снизу и сверху. Древко из черного дуба выдержало натиск богатырской силы Мусаси.
Разбойники, увидев толпу у ворот дома, полезли через стену, но едва они касались ногами земли, их тут же убивали. Немногим удалось спастись, но большинство получили ранения.
Ликующие крики огласили деревню, радовались взрослые и дети, мужчины и женщины, все обнимались, заливаясь слезами радости. Схлынула первая волна восторга, и кто-то спросил:
– А если они вернутся?
Повисла напряженная тишина.
– Не вернутся, – заверил Мусаси крестьян. – В вашу деревню они никогда не придут, но будьте начеку. Ваше оружие –
– Узнали, что случилось в деревне? – спросил Нагаока Садо двоих самураев, вернувшихся в храм. Зарево над деревней, находившейся за болотами, затухало.
– Все уладилось.
– Вы прогнали бандитов? Деревня пострадала?
– Крестьяне сами перебили почти всех бандитов, сбежало несколько чудом уцелевших в живых.
Если дело было так, как доложили самураи, то ему придется заново обдумать, как усовершенствовать, управление владениями своего сюзерена.
На следующее утро, покинув храм, Садо повернул коня к деревне.
– Деревня в стороне от дороги, но нужно заехать.
Один из монахов отправился с гостями. Глядя на трупы вдоль дороги, Садо заметил:
– Не похоже, чтобы бандитов зарубили крестьяне.
Он потребовал новых подробностей от сопровождавших его самураев.
Деревенские жители не спали всю ночь, хороня убитых, разгребая пожарища, собирая скотину. Увидев важного чиновника с телохранителями, они попрятались по домам.
– Найдите какого-нибудь толкового крестьянина, – попросил Садо монаха.
Тот привел человека, который подробно описал события прошлой ночи.
– Теперь кое-что прояснилось, – произнес Садо. – Как зовут этого ронина?
Крестьянин не знал его имени. Монах пошел с расспросами по деревне.
– Миямото Мусаси? – задумчиво повторил Садо. – Его мальчик называл своим учителем?
– Да. Крестьяне считают, что он слегка не в себе, потому что упорно бьется над освоением земли Хотэнгахары. Равнина эта всегда была бесплодной.
– Надо бы с ним повидаться, – проговорил Садо, но, вспомнив о неотложных делах в Эдо, добавил: – Отложим до следующего раза.
Столичные гости повернули коней и поскакали из деревни. Около дома старосты Садо осадил коня, заметив объявление на недавно оструганной доске: «Памятка жителям деревни. Мотыга – ваш меч. Ваш меч – это мотыга. Работая в поле, не забывайте о разбойничьих налетах. Помня о разбойниках, не забывайте поле. В жизни все взаимосвязано. Самое главное – соблюдайте уклад, созданный многими поколениями ваших предков!»
– Кто это написал? – спросил Садо.
– Мусаси, – ответил вышедший из дома староста, склонившись до земли.
– Спасибо, что проводили нас. Жаль, что не увижу Мусаси, нет времени. Скоро я еще раз приеду в ваши края, – сказал Садо монаху.
Первые всходы
Управлять обширным подворьем Хосокавы в Эдо, следить за исполнением обязанностей на службе у сёгуна было поручено старшему сыну даймё Хосокавы Тадаоки. Тадатоси, как звали молодого человека двадцати с небольшим лет, жил в Эдо, а его отец, прославленный полководец, признанный поэт и мастер чайной церемонии, предпочитал обширное владение Кокура в провинции Будзэн на острове Кюсю. Садо и еще несколько преданных вассалов приставили к сыну даймё, но не по причине сомнений в его способностях. Молодой Хосокава уже снискал известность как умный и дальновидный чиновник. Его признали наиболее могущественные вассалы сёгуна. Тадатоси приспособился к эпохе мира и процветания лучше, чем старые феодалы, по-прежнему мыслившие категориями войны.