Десять миллионов Красного Опоссума (с илл.)
Шрифт:
Робертс в отчаянии… Храбрый офицер кидает на мисс Мэри взгляды, полные такой красноречивой любви, что молодая девушка, несмотря на весь ужас своего положения, краснеет, как мак, и спешит на груди подруги спрятать пылающее личико.
Между тем он жмет мне руку. Я понимаю без слов. Потом он быстро протягивает ее Кириллу.
— Вы — джентльмен, вы спасли меня. Отныне я ваш друг на всю жизнь, — увы, кажется, недолгую.
— Благодарю! Принимаю и отвечаю тем же, — проговорил мой благодарный товарищ.
Я невольно загляделся на эту полную достоинства сцену. Внезапный шум заставил меня обернуться: кривая
Женщины вскрикнули от испуга при виде фонтана крови, брызнувшей из перерубленной руки.
В этот момент дикари снова нахлынули на нас. Обессиленные от усталости, мы были смяты, расстроены, поглощены этою дикою ордой. Я почувствовал, как огромная тяжесть сдавила мне грудь; перед глазами блеснул каменный топор. Вот страшное орудие опустится на мою голову! — я закрываю глаза… Но что это? Удара не последовало. Сам разбойник валится мертвым к моим ногам. Дюжина выстрелов заглушает демонические вопли бандитов. Нападающие с воем катятся на землю. Между тем чьи-то ружья грохочут без перерыва. Яркий свет то и дело прорезает сгустившуюся темноту. Слышится беспрерывный свист пуль. Почуяв помощь друзей, мы разом оживаем и с новым жаром бросаемся вперед. Ошеломленные появлением неожиданных неприятелей, не зная их числа и представляя противника слишком сильным, разбойники в беспорядке отступают. На них нападает ужас. Еще минута, и все они бросаются врассыпную.
— Кооо-мооо-гооо-ееее!
Снова раздается в стемневшем лесу крик, на этот раз уже с печальным оттенком. Это сигнал к бегству.
Дикари кидаются во все стороны и мгновенно исчезают. Мы вздыхаем свободнее.
Между тем восток начинает алеть. Небо окутывается легкою синеватою пеленою. Звезды бледнеют. В тропиках не бывает ни зари, ни сумерек и солнце сразу всходит из-за горизонта. Замирающему вдали вою дикарей вторит радостный крик англичан, рвущийся из широких грудей восьми молодцов, которые верхом крупной рысью подъезжают к нам.
— Гип! Гип! Гип! Ураааа!..
Тройное ответное «ура» раздается с нашей стороны при виде прибывших. Перед нами в стройном порядке возникают на лошадях рослые фигуры сэра Эдуарда, рядом с ним Кроули, Ричарда и за ними пяти конвойных. Подле них с радостным визгом трется Мирадор.
— Живей! — кричит сэр Эдуард, начальник этой группы. — Не теряйте, господа, времени! На коней! — И сам, не сходя с седла, одною рукою поднимает к себе сестру. — Пешие пусть сядут на круп лошадей. Заберите свое оружие! Кроули, возьмите дядю! Сэр Гарвэй, садитесь за Ричардом! Живей, господа, живей! Здесь опасно оставаться!
Какое хладнокровие! Какая непоколебимая твердость воли! Молодой моряк положительно удивителен! Вот идеал начальника! Недаром он производит чарующее действие на всех нас: и стар, и млад готовы за ним идти в огонь и в воду.
Я уступаю свою лошадь Кириллу.
— Сядь на мое место, храбрый друг, и возьми к себе Кэлли: ты очень устал.
В одну минуту все готовы. В лагерь! И благородные животные, словно не чувствуя двойной ноши, галопом понесли нас, измученных, израненных, окровавленных, к покинутым повозкам.
Восток загорается. Мрачная ночь сменяется светлым днем. Вместе с нею отступает и давивший нас кошмар. Зрелище просыпающейся природы заставляет
Один Кроули был озадачен совершенно другим. С самого отравления он размышлял о физиологических причинах болезни. Наконец, ни до чего не додумавшись, он обратился ко мне, поскольку я со времени выяснения причин отравления стал непререкаемым научным авторитетом.
— Мой ученый друг (видите, как скоро я получил эту степень?), объясните мне, почему, напившись отравленной воды, я стал видеть ночью почти так же хорошо, как днем?
— Но это очень просто. Белладонна, как известно вам, обладает способностью расширять зрачок. А что такое зрачок, ведь вы знаете? Это отверстие в радужной оболочке глаза, через которое падают на сетчатку лучи, дающие там изображение. Последнее потом передается по зрительному нерву. Понимаете?
— Немного, кажется, начинаю понимать.
— Зрачок очень чувствителен, постоянно расширяется или сокращается, смотря по тому, много или мало света падает на глаз, чтобы не пропустить ни слишком большого количества лучей, ни слишком малого. Одним словом, это род автоматического регулятора воспринимаемого глазом света.
— Абсолютно так. Но что же белладонна…
— Подождите минутку, не торопитесь, дойдем и до нее.
— А, тем лучше!
— Я буду краток… Когда белладонна расширила ваш зрачок, то оптический нерв, пораженный чрезмерным количеством лучей, не мог справиться с ними. Оттого произошли у вас утомление зрения и невозможность переносить дневной свет. Ночью же, когда в нормальный зрачок попадает очень мало света, то же самое расширение дало возможность проникнуть в ваш глаз большему числу лучей…
— Понимаю теперь. Белладонна случайно придала нам, свойства, которыми отличаются кошки.
— Да, ваше сравнение совершенно справедливо.
— Счастливы мы, что черномазые не знают об этом, а то бы они постарались напасть на нас днем.
— В этом нет сомнения.
— Однако как все это удивительно! Очень благодарен вам за объяснение.
Между тем наша группа незаметно подъехала к лагерю, который мы нашли таким же, каким и оставили. Оказалось, что в наше отсутствие не было замечено ничего подозрительного и ни одна черная обезьяна не показывалась вокруг. Это было большим счастьем, так как, напади черные на лагерь — мы потеряли бы все наши припасы и умерли бы от лишений в пустыне.
Глава XIV
«По Австралии не гуляют», — Мы испытываем это на себе, — Наши франты, — Вода! — Я делаюсь хирургом, — Раненые, — Бунт в лазарете, — Прекрасные сиделки, — Мы идем на охоту, — Четвероногая птица, — Философия Кроули, — Неожиданный выстрел. — Что такое? — Утконос.
Доктор Стефенсон был прав: по Австралии не гуляют. Это доказал печальный опыт нашего путешествия, на которое мы было смотрели вначале как на увеселительную прогулку. Постоянные затруднения и опасности, переносимые нами, скоро рассеяли наши розовые иллюзии, и счастливый исход экспедиции стал казаться более чем сомнительным, несмотря на численность и внушительный вид каравана.