Десять негритят / And Then There Were None
Шрифт:
– Я решил, что будет лучше сначала дать всем позавтракать, а уж потом сообщить печальную новость. Миссис Роджерс скончалась сегодня во сне.
Последовали возгласы изумления и испуга.
– Какой ужас! – воскликнула Вера. – Две смерти на острове за одни сутки!
Судья Уоргрейв, прищурившись, ясным негромким голосом произнес:
– Гм… очень любопытно… Какова же причина смерти?
Армстронг пожал плечами.
– Трудно сказать наверняка.
– Нужно делать вскрытие?
– По крайней мере, сертификат о смерти я бы подписывать не стал. Не
– Она производила впечатление очень нервной, – заметила Вера. – А вчера к тому же пережила такой шок… Возможно, сердечная недостаточность?
Доктор Армстронг сухо ответил:
– Да, биться ее сердце перестало, это точно. Но вот по какой причине?
Тут Эмили Брент вставила свое слово. От него всех присутствующих точно холодом обдало.
– Совесть! – сказала она.
Армстронг обернулся к ней.
– Что вы имеете в виду, мисс Брент?
Та, решительно поджав губы, ответила:
– Вы ведь все слышали. Их с мужем обвинили в намеренном доведении до смерти бывшей хозяйки – пожилой леди.
– И вы полагаете…
– Я считаю, что так оно и было, – отрезала мисс Брент. – Вы же видели ее вчера вечером. Она до того напугалась, что потеряла сознание. Стоило ткнуть ее носом в ее же собственную скверну, и она не выдержала. Буквально умерла от страха.
Доктор Армстронг с сомнением покачал головой:
– Это возможная теория. Однако ее нельзя принимать безоговорочно, не имея никаких сведений о состоянии здоровья покойной. Если имела место слабость сердечной мышцы…
Эмили Брент тихо сказала:
– Можете считать это вмешательством Господа, если предпочитаете.
Все были в шоке.
– Ну, это уж вы далеко хватили, мисс Брент, – смущенно возразил мистер Блор.
Женщина смотрела на них сияющими глазами. Ее голова была торжествующе поднята.
– Вы считаете невозможным, чтобы десница Господня покарала грешника? – провозгласила она. – Я – нет!
Судья, поглаживая подбородок, не без иронии произнес:
– Моя дорогая леди, опыт общения с преступниками подсказывает мне, что провидение обычно предоставляет преследование и наказание последних нам, смертным, – причем процесс нередко бывает сопряжен с немалыми трудностями. Правосудие не знает легких путей.
Эмили Брент пожала плечами.
– А что она ела и пила вчера вечером после того, как ушла наверх? – вдруг спросил Блор.
– Ничего, – ответил Армстронг.
– Совсем ничего? Чашку чая? Или хотя бы стакан воды? Держу пари, уж чаю-то она наверняка выпила. Такие, как она, без чашечки на ночь не обходятся.
– Роджерс уверяет, что она ничего не ела и не пила.
– А, – отозвался Блор. – Еще бы ему не уверять!
Он сказал это настолько многозначительно, что доктор против воли посмотрел на него с вниманием.
– Так вот, значит, какая у вас мысль? – прищурился Ломбард.
– А почему нет? – напористо ответил Блор. – Мы все вчера слышали обвинение. Чистое сумасшествие, разумеется! Хотя как посмотреть… Допустим, что это правда: Роджерс и его миссис уходили-таки старушку. Что это нам дает? А то, что много лет они жили себе спокойно…
Его перебила Вера. Тихим голосом она сказала:
– Не думаю, чтобы миссис Роджерс когда-нибудь чувствовала себя спокойно.
Блора ее вмешательство только вывело из себя. Он метнул на нее сердитый взгляд, яснее всяких слов говоривший: «Женщина, чего еще от нее ждать».
– Может быть, – продолжил бывший сыщик. – И все-таки до поры до времени ничего им не угрожало – как вдруг вчера вечером неизвестный псих взял да и выдал их маленькую тайну. И что же произошло тогда? А то, что женщина не выдержала. Она практически выдала себя. Помните, как ее муженек висел над ней вчера, точно коршун над цыпленком, пока она приходила в себя после обморока? Супружеская преданность тут ни при чем, могу поклясться! Он сам был как кошка на горячих кирпичах. До смерти боялся, как бы она не проболталась… Вот вам и ситуация! Они совершили убийство, которое сошло им с рук. Пока никто не начал докапываться до сути. А тогда – десять к одному, что женщина расколется и провалит все дело. У нее духу не хватит стоять на своем до конца. А значит, она представляет опасность для мужа. Он-то в порядке – будет лгать хоть до второго пришествия и глазом не моргнет; но в ней у него нет уверенности! А ведь если она выдаст, то его шея в большой опасности! Вот он и подмешивает ей в чай самую малость чего-нибудь, и она умолкает навсегда.
– Рядом с ее кроватью не было чашки – и стакана тоже не было, – медленно возразил Армстронг. – Я смотрел.
Блор фыркнул.
– Ну, разумеется, не было! Первое, что он сделал, когда она все выпила, это унес чашку с блюдцем и тщательно вымыл то и другое.
Настала пауза. Затем генерал Макартур с сомнением возразил:
– Может быть, и так. Только мне что-то не верится, чтобы человек мог сделать такое – со своей женой.
Блор коротко усмехнулся.
– Когда человеку грозит петля, тут не до сантиментов.
Новая пауза. Никто не успел заговорить, как дверь открылась и вошел Роджерс.
– Чем еще я могу служить? – спросил он, переводя взгляд с одного лица на другое.
Судья Уоргрейв чуть поерзал в своем кресле и произнес:
– В котором часу обычно прибывает моторная лодка?
– Между семью и восемью, сэр. Иногда чуть позже восьми. Смотря чем Фред Нарракотт занят сегодня утром. Если ему нездоровится, он посылает брата.
– Который сейчас час? – осведомился Ломбард.
– Без десяти десять, сэр.
Брови Филиппа поползли вверх. Он медленно покивал своим мыслям.
Роджерс подождал минуту-другую.
Вдруг заговорил генерал Макартур:
– Мне жаль, что так произошло с вашей женой, Роджерс. Доктор нам только что рассказал.
Роджерс наклонил голову:
– Да, сэр. Спасибо, сэр.
Он взял пустое блюдо из-под бекона и вышел. Снова стало тихо.
III
На террасе Филипп Ломбард заговорил: