Десять тысяч американских долларов
Шрифт:
Эдж ничего не замечал. Эти люди не были ему должны, и он не чувствовал к ним ни малейшего интереса. Дружба длилась, пока устраивала обе стороны. Теперь все стало иначе.
— Эдж! — услышал он голос, проходя мимо ресторана Милашки. Не замедляя шага, он повернул голову и увидел Гейл, которая подзывала его рукой.
Она была бледна, в глазах таился страх. Увидев, что он не собирается подходить, она проговорила, понизив голос:
— Ты шагаешь в ловушку.
Оглядев улицу сузившимися глазами, он подошел к Гейл и жестко спросил:
— О чем ты говоришь?
— В твоей конторе тебя поджидают
— Сегодня твой хозяин прогорит с ленчем. — Он заглянул в дверь кухни и повернулся к Гейл. — Где он?
— А мы ничего и не готовили. Милашка заправляет на похоронах. Бандиты убили четверых.
Гейл заперла главную дверь и стала осматривать рану на голове Эджа.
— Рассказывай о рейнджерах, — нетерпеливо приказал он.
— Ты ранен, — возразила она. — Пойдем на кухню, я промою рану и перевяжу тебя, пока инфекция не разошлась.
Он ударил ее пальцами по щеке.
— Рейнджеры!
От боли глаза Гейл наполнились слезами. Но тут же в них засверкало упрямство.
— Можешь избить меня в кровь, но бессмысленно помогать тебе бежать, чтобы через пару дней ты умер от гангрены. Огонь в ее глазах померк, и уже мягче она добавила: — ну, шагай на кухню, дурачок.
У Эджа сжались кулаки, казалось, он готов прожечь Гейл взглядом. Но он повернулся и направился на кухню, расшвыривая стулья. Гейл шла за ним. На ее лице играла лукавая улыбка, которая сразу исчезла, как только Эдж сел на стул и посмотрел на нее. Она знала, как обращаться с ним.
На печи стоял котел с горячей водой. Гейл отлила немного, достала чистую тряпку.
— Они явились час назад, — сообщила она и прижала горячую влажную тряпку к его ране, с раскаянием заметив, что чувствует удовлетворение от того, что Эдж застонал. — У них есть розыскной лист с портретом капитана Джозефа Хеджеса. На портрете лицо, очень похожее на твое, только намного моложе. Там сказано, что этот человек разыскивается, как главный подозреваемый в убийстве.
— Это не было убийством, — проговорил Эдж. — Это было самое начало той истории с братом.
— Как правило, в тонкости никто не вникает. Хеджес — Эдж, наверное, это тебя и выдало?
Он не ответил. Она выплеснула покрасневшую воду, налила свежей и стала смывать размоченную корку крови ниже раны.
— За твою поимку назначена награда. Правда, лишь сто долларов. Его губы растянулись в ледяной усмешке. — Я бы на такие деньги не польстился. Откуда тебе все известно?
— Я думала, что ты можешь вернуться, — спокойно сказала она, плавным движением головы отбрасывая за плечо свои длинные волосы. — Мне не хотелось, чтобы растащили твои вещи, и я пошла за ними в контору. Тогда-то и появились рейнджеры. Они показали мне розыскной лист.
— Весьма признателен, — сказал Эдж, вставая, едва Гейл отступила, закончив работу. — Где вещи?
— Во дворе. — Она нахмурилась. — Там же и моя лошадь. Я накормила и напоила ее к дороге.
Гейл облизала пересохшие губы, когда он подошел к двери.
— Эдж!
— Что?
— Чтобы оседлать лошадь Милашки для меня, не потребуется много времени.
— Там, куда я еду, женщина будет обузой. — Заметив, что она вздрогнула, он подошел и наклонился к ней, прижимаясь губами к ее губам. Ты была бы приятной обузой, Гейл, но все-равно, это — не для тебя.
Слезы навернулись на ее глаза. Найдя его ладонь, она вложила в нее несколько купюр.
— Тут двенадцать долларов, — прошептала она, — все, что у меня есть.
— Я верну тебе по почте.
— Ты не вернешься?!
— Зачем? — Он пристально взглянул на нее.
— Я… не знаю.
— Значит, возвращаться незачем, — буркнул он и ушел.
Хлопнула дверь. Она слышала, как он вскочил в седло.
Лошадь тонко заржала, и топот ее подков сразу перешел в ритм галопа. Гейл опустилась на еще теплый стул и спрятала лицо в ладони, не в силах больше сдерживать слезы. Так и застали ее Милашка и двое каменнолицых рейнджеров.
Глава 5
Эдж не имел ни малейшего понятия о том, где проходит мексиканская граница. Он просто ехал, стараясь, чтобы солнце было перед ним. Вокруг расстилался бесплодный, обезвоженный край, украшенный лишь причудливыми скальными выступами, руслами пересохших ручьев и гигантскими кактусами разнообразных форм. Все казалось настолько безжизненным, что даже редкие побеги растительности представлялись сухим хворостом.
Но даже в этой пустыне были свои обитатели. В тени большого камня свернулась гремучка. В другом месте мелькнуло изящное тело медянки. А еще через некоторое время ящерица-ядозуб заставила его лошадь встать на дыбы. Эдж успокоил ее, и она послушно направилась к узкому каньону, прорезающему скальную гряду, вставшую перед ним на горизонте.
У каньона Эдж заметил широкую, перепаханную копытами полосу земли. Всадники опережали его на несколько часов. Эдж вспомнил, что это был единственный на много миль прямой проход на юг.
— Кажется, мои деньги поплыли этим путем, — пробормотал он, присматриваясь к уходящим вдаль отвесным скалам.
При звуках его голоса лошадь насторожилась. Эдж потрепал подрезанную жесткую челку между ушами и, ударив каблуками в бока, пустил ее в галоп.
Человек и лошадь были рады оказаться в тени каньона. Солнце клонилось к западу, и одна стена отбрасывала громадную тень. Дно каньона было пустынным, как и равнина, только здесь было больше валунов и меньше растительности.
Эдж держался в тени, пока видел следы, оставленные бандитами. Но их путь пролегал у восточной стены, так как именно там лежала тень в утренние часы. Когда следы стали теряться, Эдж был вынужден выехать на солнце.
Лошадь рухнула внезапно, на полном скаку. В следующее мгновение Эджу заложило уши многократное эхо выстрела, который размозжил голову лошади. Эдж лежал, укрытый крупом мертвой лошади с одной стороны, но открытый с другой.
Именно там и появились две фигуры. Зная, что ему придется изображать мертвеца, во время падения Эдж повернулся на живот, чтобы дыхание было незаметным, а руки оставались свободными. Теперь, лежа совершенно расслабленно, он наблюдал за ними сквозь ресницы. Стреляли с расстояния ярдов двести и ярдов на сто выше дна каньона. Тот, кто стрелял, был или превосходным стрелком, или везучим дураком.