Десятая планета(изд.1945)
Шрифт:
Много раз потом пришлось мне путешествовать и видеть изумительные ландшафты. Сколько прочитала я восторженных описаний красот природы Индии, островов Тихого океана и Южной Америки! Но до сих пор помню тот миг, когда впервые увидела место, ставшее родиной величайшего из открытий.
Небольшая полотая долина, покрытая зеленым бархатом густых трав, отделяла меня от горы. Вокруг нее красовались четыре другие совершенно одинаковые вершины. А вдали, во все стороны от этого пятигорья, виднелись снеговые скалистые громады, как мощные стражи, охраняющие очарование
Снега искрились на дальних вершинах, будто щедро рассыпанные алмазы. Контуры гор вырисовывались со строгой четкостью. А зелень лугов между ними ласкала мягким, умиротворяющим теплом.
– Вот наша станция, – указал Симон.
На куполообразной центральной вершине увидела я строения, показавшиеся мне знакомыми. Две высокие мачты, будто иглы, вонзались в небо. Такие же мачты возвышались на каждой из четырех гор, расположенных вокруг центральной вершины.
– Что это за мачты? – спросила я.
– Степан Кузьмич, вероятно, подробно познакомит вас со всеми деталями, – уклончиво ответил Симон.
Этот ответ показался мне лучшим, чем ожидаемое «ага», но все же мало объяснил. Следовало, видимо, смягчить этого суховатого человека, который умел быть по-настоящему отзывчивым. Искренне вздохнув, я вымолвила:
– Но как красиво здесь!.. Милые горы…
И тогда Симон посмотрел на меня тем теплым, доверчивым взглядом, которого я ожидала, и отозвался:
– Родные горы. Мало любить и наслаждаться ими… Их надо чувствовать и понимать…
Это было сказано от сердца. И я решила, что буду здесь работать, какие бы опасности и тайны меня ни ожидали. Долину и бурный ручей, намывавший белую пену на серые отполированные камни, наши лошади пересекли привычной ровной иноходью. Четыре горы на минуту скрылись снова.
Когда мы стали подниматься к станции, я увидела, что от каждой мачты на горах тянутся тросы к двум мачтам на станцию.
И вот мы на вершине горы. Между двух мачт стояли три дома. Один из них представлял довольно странное сооружение: окна узкие, прикрытые деревянными козырьками, а на крыше стеклянный купол. Он напоминал те стеклянные колпаки, которыми в лабораториях прикрывают микроскопы. Основанием ему служила площадка. Из нее во все сторона смотрели круглые окошки, как по бортам морского корабля.
Я не успела рассмотреть ничего больше. Навстречу шел человек, обросший густой черной бородой, в больших дымчатых очках.
Симон ловко спрыгнул с лошади и помог мне сойти на землю.
Кто-то, видимо, сторож, взял лошадей под уздцы и отвел в сторону за дом.
– Добрались? – спросил человек, протягивая руку.
Я попятилась от незнакомца. А он засмеялся.
– Меня трудно узнать? Некогда побриться. Здравствуйте, Таня!
И снял очки.
– Степан Кузьмич! – обрадовалась я.
Позднее, примерно через час, Грохотов разговаривал со мною в одном из домов.
– Рад, что приехали. Рассчитываю на вас, – сказал он. И неожиданно спросил: – А знаете, что заключалось в пакете, который вы дали мне?
– Нет, – пробормотала я.
– Тогда сейчас же читайте.
Грохотов вынул из стола две тетрадки, которые я сразу узнала. В эти тетрадки отец по вечерам что-то подолгу записывал.
Сейчас у меня нет этих тетрадей под руками. Они хранятся в рукописном отделе академической библиотеки.
Но я приведу здесь для вас, мой друг, несколько выписок.
С трепетом читала я страницы, исписанные старательным почерком моего дорогого отца.
XI. Засвидетельствованные факты
«Полагаю любопытственным для многих изложить факты и засвидетельствовать их собственноручно.
Еще когда я был мальчишкой, случилось такое происшествие летним днем в деревне у моего дядьки. Сидел я у окна за столом, делал рогатку. А дядька у двери чистил ружье, собирался завтра с утра за дупелями. Вдруг в окно влетел огненный шар. Дядька кричит: «Не шевелись!», а шар повертелся по комнате и выскочил через другое окно на двор. Мы выглянули наружу. Небо чистое, безоблачное. А когда посмотрели, что в комнате, – только ахнули. Все в ней перевернуто вверх дном. Охотничьи сапоги дядькины очутились на шкафу. Стенные часы лежали на диване, но целые и невредимые. Большое теткино зеркало оказалось простым чистым стеклом, вся ртутная амальгама с него исчезла, но недалеко: ртуть высеребрила старую берданку, висевшую на стене рядом с зеркалом.
Тетенька к вечеру хватилась кошелька с деньгами. Пропал. А утром нашелся в курятнике на дворе. Серебряные и золотые монеты сплавлены, а вместо бумажных денег пепел. Дядька сказал:
– Это нас посетила круглая молния».
«Очень интересуюсь атмосферным электричеством. Оказывается, огромное количество его содержится не только в грозовых тучах, но и постоянно в воздухе. Думают ли наши ученые, как добыть его оттуда?»
«Был у меня разговор в учительской семинарии с таким же парнишкой молодым, как я, насчет электричества. Он мне:
– Докажи, – говорит, – сперва, что в небе электричество, тогда и мудрствуй».
«На всю жизнь запомнилось, как учитель показал на электрической машине подобие молнии. Долго вертел он стеклянный диск. Увидали мы сначала голубую искру. Ничтожный момент она дрожала между металлическими шарами машины и разорвалась с оглушительным треском».
«Где мне, молодому учителю, дерзать, чтобы обладать молнией! И место наше глухое, и средств мало. Но хоть пускай и убьет меня, а попробую, нельзя ли заставить молнию работать…»
С трепетом читала я, как отец мой в молодости, будучи учителем в селе неподалеку от крепости Иван-город, увлекся мыслью об использовании атмосферного электричества. Он думал построить машину, которая приводилась бы в движение электрическим током, получаемым из атмосферы. И тут шли страницы, которые было очень трудно читать. Многие строки были тщательно зачеркнуты. Изредка попадались какие-то отрывочные цифры. Я не могла в зачеркнутом разобрать ни слова. Перелистывая тетрадку, я заметила, что такие зачеркнутые места имелись на многих страницах.