Десятое Блаженство
Шрифт:
— А-а! — затянул Дэ Пэ. — Так эта барышня — дочка Федора? И это ее товарищ Дворский привозил с собой в Ленинград лет тридцать назад? Это ей я показывал коллекции самоцветов у нас в музее, а барышню было не оторвать от витрин — аж глазки от восторга горели? Ну, тогда всё понятно… А вы, Федор Дмитриевич? Тоже верите в пришельцев из космоса?
— А тут не вопрос веры, Дмитрий Павлович, — спокойно усмехнулся Дворский. — Давайте сразу отбросим вздорные выдумки, вроде уэллсовских марсиан, или даже вдохновенные мечты о Мире Справедливости, об Эре Великого Кольца… Будем придирчивы и логичны. Семьдесят миллионов лет назад Солнечная система приблизилась к внутренним областям Млечного Пути…
— Простите, что перебиваю, Федор Дмитриевич, — заговорил я. — Мне иногда
— Вы правы, Михаил, — Бур Бурыч согласно склонил голову, — однако центральные области галактики здесь не при чем. Семьдесят миллионов лет назад Земля находилась по другую сторону Млечного Пути, между Рукавом Щита-Центавра и Рукавом Лебедя…
— А сейчас мы где? — шепнула Инна, но Дэ Пэ расслышал.
— В Рукаве Ориона, барышня! Прошу заметить, товарищи, что мы толком не знаем, в какое окружение попало тогда Солнце с планетами, какие звезды располагались поблизости. Но именно в ту эру образовался кратер Чиксулуб на Земле, а на Луне заново «разлилось» Море Дождей! И, уж если фантазировать, то почему бы не предположить, что в мезозое иная планетная система столкнулась с Солнечной? Ну, или прошла очень близко. А наша попала под удар чужих астероидов! Возможно, именно тогда Солнце захватило Плутон. Недаром орбита этой планетки не круговая, а эллиптическая, и лежит под углом к плоскости эклиптики…
— Вполне разумное предположение, — пожал плечами Кудряшов.
— Можно мне? — затряс рукой Изя.
«Говорящие головы» на экранах закивали, а Наташа представила нашего консультанта:
— Исраэль Аркадьевич Динавицер, кандидат исторических наук!
Кандидат расплылся в улыбке.
— Ну, я не технарь, а гуманитарию простительно гипотезы измышлять! Вот, представьте себе: сближаются две планетные системы, наша и чужая. На Земле беспокоиться некому, юркие млекопитающие пока не умнее белки — лазают по деревьям и прячутся от ящеров. А вот чужие просто извелись! Допустим, тогда, в мезозое, они достигли нынешнего уровня земного человечества или немного его обогнали. Их астрономы с древних времен наблюдают наше Солнце, а жрецы разводят простецов, пугая их концом света! Но вот мощные телескопы разглядели Юпитер, Сатурн… Десяток нездешних институтов ведет расчеты — и радует однопланетников! Желтая Звезда Смерти минует их! Так только, слегка восколеблет орбиты, усилит тектонику… Максимум, уведет крайнюю планетешку. Ну, и как тут не воспользоваться случаем? До третьей планеты залетного желтого карлика десятки миллионов километров, но ведь не световые же годы! И вот стартуют космические корабли инопланетян… Финишируя на Земле. Исследуя, отстреливаясь от чудовищ… А теперь скажите, где они устроят свою базу? Вариантов два — или надо временно выводить орбитальную станцию, или основательно устраиваться на Луне! Причем, изучать Голубую планету чужие будут много лет, пока Солнце не отдалится.
— Лично я бы устроился на Луне! — усмехнулся Кудряшов. — Так надежнее. Да и масса всякого сырья под руками!
— Ага! — фыркнул Дворский. — А потом кэ-эк шваркнет астероид…
— Ну, инопланетяне-то не знают об этом! — засмеялся Бур Бурыч.
— Или знают, — вступил я. — Если Дмитрий Павлович прав в своих предположениях, то астероид ударит по Морю Дождей при жизни чужих космонавтов. Как же такой катаклизм, и не исследовать? Не полюбоваться гигантскими разливами лавы? В таком случае, базу пришельцев надо искать у берегов Моря Дождей. Если подумать… — я перебрал воздух пальцами. — Тот имбрийский импакт ударил с северо-запада, с наклоном в тридцать градусов… Он пронесся над горами Юра, над Заливом Радуги, и вздыбил затвердевшую лаву по новой… Ну, не будем множить допущения!
— Я уж думал, — хмыкнул Григорьев, — вы призовете Борис Борисыча на поиски инопланетной базы. Уже и адресок подкинули!
— Искать надо на Земле! — весомо вступил Дворский. — Если уж мы изображаем детективов, то улика у нас одна — «серые камни»!
— И древний рудник! — воскликнула Инна.
— Правильно, доча! Однако, если кристаллы синтезированы, выходит, что никакой там не рудник…
— А что? — пренебрежительно фыркнул Дэ Пэ. — Дом отдыха для звездолетчиков?
— Надо смотреть на месте, — сдержанно ответил Федор Дмитриевич.
— Разберемся, — сказал я туманно, не желая делиться планами. — Думки есть. Дмитрий Павлович, забыл спросить…
— Да, молодой человек? — милостиво отозвался Григорьев.
— Я внимательно осмотрел кристаллы в Наташиной подвеске. Они как будто и не тронуты…
— А-а… — Дэ Пэ снисходительно улыбнулся. — Вас интересует, как же я брал пробу? Ну… Денисов-Уральский, хоть и был ювелиром божьей милостью, но формулы идеальной огранки еще не знал. Гранил камни «на глазок» — Марсель Толковский опубликовал свою знаменитую работу лишь в девятнадцатом году, а вот я с нею хорошо ознакомился. Посему совместил приятное с полезным. Определив дисперсию и показатель преломления ивернита, я аккуратненько подшлифовал алмазным диском пару граней на обратной стороне камешков, добыв материал для анализа и заодно добившись эффекта «внутреннего огня» — серые кристаллы стали как будто светиться изнутри, искриться и переливаться… — вздохнув, он брюзгливо поморщился: — Ох, уж эта мне ювелирка! Вы даже не представляете себе, до чего меня утомили читатели-посетители! Почти на каждой экскурсии меня спрашивают, куда делась гемма Пандиона! А я уже устал повторять, что не было такой никогда в Эрмитаже, что это выдумка Ефремова! Бес-по-лезно…
Хихикая, Инна забрала у меня ПЭВМ, и они с Наташей усиленно заклацали клавишами.
В телевизоре, релаксируя, посмеивался Кудряшов.
— А что ты теряешься, Дмитрий Палыч? Руки у тебя золотые, и глаз-алмаз! Давай, я достану тебе подходящий аквамарин, а ты сам вырежешь гемму вместо Пандиона? Положим ее в витрину в Горном музее, будешь всем показывать и дуться от важности — да, мол, вот это она и есть, только что из кургана скифского под Херсоном откопали!
— Борис Борисо-ович… — возмущенно запыхтел Григорьев.
— А что? — хихикнул Бур Бурыч.
— Вот! — дуэтом сказали Инна с Натой, и повернули ПЭВМ дисплеем к камере. На экране переливалась прозрачная голубая гемма. Слева три могучих друга — эллин Пандион, негр Кидого и этруск Кави, а слева — прекрасная девушка, в которой слились черты обеих возлюбленных Пандиона.
— О-о! — восхитился Кудряшов. — Вот, какую барышни нарисовали, такую и вырежи! Все будут довольны!
Благодушествуя, я откинулся в кресле — «встреча прошла в теплой, дружественной обстановке». Спасибо Бур Бурычу, он снизил официальность до минимума — и народ потянулся, расспрашивая «трех худоб» наперебой.
— Дмитрий Павлович! Дмитрий Павлович! — подпрыгивала Наташа Харатьян. — А как вы представляете себе иной разум? По Ефремову, как людей? Или это может быть… ну, не знаю… Мыслящий океан, вроде Соляриса?
— Барышня, — ворчливо и степенно отвечал Дэ Пэ, — Океан априори не может быть разумным, даже на планете Солярис. Причина в нем самом — глобальный одиночка не в состоянии познавать мир, уже потому хотя бы, что это равнозначно познанию самого себя. Но для автодескрипции необходимо сперва выделить свое «Я» из массы, а как, если для Соляриса эти два понятия — личность и масса — сливаются? Тем более Океан не может вступать в контакт, поскольку для него само представление о некоем множестве подобных находится за гранью понимания. Да, он может обладать мышлением, ведь это биологическое явление, а вот для того, чтобы обрести разум — явление культурное — требуется общество, которого на Солярисе нет и быть не может.