Десятый день рождения
Шрифт:
–Но…
–Но я хочу сказать, что ты, Джессика, не сможешь этого понять. С тобой Он всегда был Связан очень крепко. С тобой Дар всегда стоял очень близко. Его холодный голос слышался громко и четко…
–И порой, даже громче моих же мыслей, – девочка опустила взгляд вниз. – Но почему Он…
Этот вопрос девочка не имела права задавать также, как и думать над ним. Джессамина была готова раскрыть свои тайны.
Но тайны девочки – нет.
Она знала, почему Дару понадобилась девочка и объяснить это она ей просто не могла…
–Ты хочешь поговорить о себе или все же довести речь о нашей Семье? О давних проблемах с людьми, после которых мы перестали им открываться? – она ударила по главному козырю. – Хочешь узнать, почему справиться с людьми оказалось легко,
Девочка все еще держала взгляд на асфальте, по склону которого они поднимались вверх по горе, и ответила лишь тихим кивком.
–В таком случае, тебе стоит продолжить задавать вопросы. Но уже правильные, дорогая. Подумай над тем, что хочешь узнать еще. Скоро ты станешь совсем взрослой, и, если ты захочешь стать свободной от нас с Хлоей, держать тебя я не смогу. А значит, именно сейчас тебе стоит начать познавать свою историю. Ту, рядом с которой и близко не стояли обычные люди. Сейчас – я готова тебе начать рассказывать о той правде, детали которой скрывала от тебя, как только ты почувствовала себя всемогущей. Прошло уже три года и ты начала понимать, раз вся твоя Семья прячется от кого-то, это не значит, что все ждали именно твоего вмешательства. Больше ты не считаешь себя богом этого мира, когда получила возможность… Общаться, считай, с этим богом. Возможность чересчур заметных для Них просьб.
Она помолчала, а Джесс продолжала ждать, думая над тем, о чем еще хотела узнать раньше.
–К тому же, учитывая, что эти просьбы Дар выполнит… – она подержала дочь в тишине еще с минуту, которую сама потратила на то, чтобы отдышаться от усталости, пронзившей все ее слабое тело и только после этого вернулась снова.
–Я предчувствую, что скоро вопросы польются на меня целой рекой, а значит, мне стоит поторапливаться в истории о людях, – Джессамина вернулась в разговор окончательно, в первую очередь, потому что вернула дыхание в норму. – Мы жили бок о бок с обычными представителями человеческого рода чересчур долго, чтобы некоторые из нас не переместились жить в их замки или дворцы. К тем, кто ими и владел. А значит, когда это началось, они были первыми, кто получил удар от обезумевших от страха обычных людей, посчитавших весь Род и Семью опасной для их жизни. И, к несчастью, эти люди были самыми влиятельными. Теми, кто не приходил в одиночестве в отдельные замки представителей Дара, служивших им, а теми, вместо которого приходила целая армия.
Девочка наконец подняла взгляд и думала.
Она решила, о чем спросит дальше, когда закончится эта история…
–Не думай, что крови пролилось много. Нет. Попытались убить многих из нас, но… Это было просто смешно, – Джессамина не улыбалась. – Потому что большинство из нас уже было мертво. В большинстве из тех, кто прожил на этом свете больше ста лет, не оставалось больше Жизни, зато Дара было хоть отбавляй. Они вершили судьбы, помогали целым государствам и спасали уже практически мертвые тела, которые вытаскивали “с того света” в самый последний момент. Дару было интересно выполнять их просьбы, а значит, Он позволял им быть Связанными действительно вызывающей уважение Связью. Когда обезумевшие от страха люди принялись вонзать в их сердца кинжалы и сжигать их на кострах, наши сородичи, с которыми это проворачивали, лишь смеялись. Даже если к этому времени они и не проживали достаточно лет, чтобы Жизнь ушла из них, как уходила из всех людей на этой земле, то она уходила из их тел именно в эти моменты. Жизнь чувствовала, что лезвие, пронзающее сердце насквозь или огонь, пожирающий их плоть, не граничит с теми условиями, в которых Жизнь соглашалась оставаться с человеком. Значит, Жизнь уходила.
В этот раз Джессамина все же улыбнулась.
–Вот только какого же было удивление людей, когда они поняли, что лезвие не убивает, а костер не сжигает.
Девочка читала об этом, но мать рассказывала чересчур сказочным и таинственным голосом.
–А лишь вызывает смех…
–Дар все равно оставался с ними, да?
–Да. Страх людей, переливающийся в желание избавиться от причин этого страха, не заставил Дар встать на сторону людей. Каким бы образом они не пытались убить нас, Дар все равно оставался с нами. А значит, даже если Жизнь и покидала их, про существование никто ничего не говорил.
–Но ведь…
–Но ведь не со всеми же Дар был Связан настолько крепко, – Джессамина понимала, что хотела сказать девочка. – А значит, когда страх нашего Рода перешел из замков, в которых о нас знали лишь немногие, во дворы, в которых слухи ходили куда быстрее, затронул этот страх не только тех, с кем Дар “стоял” на расстоянии вытянутой руки.
–Я слышала, что люди начали убивать сами себя.
Джессамина рассмеялась.
–Ну, это конечно, правда, но совсем в другом контексте. Когда страх нашей Семьи вытек наружу из дворцов, в которых мы до конкретного момента были почетными гостями, обычные люди, на тот момент крестьяне и другие слои общества, начали уничтожать всех, кого хоть как-то подозревали в причастности к Дару. А, значит, страдали и те, кто даже не подозревал, за что его сжигают. Людей, способны лечить других, только потому что знали медицину, травили собственными же травами… Тех, кто чересчур хорошо сражался в битвах, боялись и их убивали во сне. Теперь те, кто раньше вызывал уважение, теперь вызывал страх. Страх, что рядом с обычными людьми, рядом, буквально за спиной, всегда есть кто-то, кто владеет чем-то действительно отделяющим его от остального человеческого рода. Страх вызвали мы. Род и Семья. Страдали же от этого не только мы… – Джессамина взяла пару секунд продышаться. – И тем не менее, наш Род тоже успел “прохудиться”.
–Я слышала, что Дар предавал тех, с кем когда-то Связывался… – девочка скрытно подняла взгляд кверху. Так обычно делали, когда обращались к Нему.
Или когда отвечали на Его слова…
Сейчас же Джессике просто было неловко говорить о том, что Он кого-то предавал, учитывая, что весь этот разговор Он слушал от самого начала.
Как и последние три года, что Дар Связался с ней… – Я, конечно, не хочу Его ни в чем винить…
–А придется, если хочешь услышать правду, – Джессамина же слегка поднимать взгляд кверху даже не думала. Даже поднимать глаза она не собиралась.
Она Связала с Ним не была, пускай знать об этом она позволяла только себе… – Дар всегда был хладнокровен. Дар, невидимая Сила, которой в отличие от Жизни, в нашем мире никогда не было, пришел в него ради развлечения. Как минимум, так кажется мне. Он смотрел нашими глазами наши жизни, просматривая их целыми годами и проживая их вместе с нами. Чьи-то мысли, идеи и свершения Ему нравились, какие-то поступки заставляли Его “кровь” бурлить как кипяток. И с этими людьми Он Связывался сильнее, чтобы они могли делать больше, чем могли позволить себе раньше. Ему было интересно, что они сделают с такими возможностями.
Джессамина горько усмехнулась.
–А кто-то, кто Его Связи не оправдал и переставал Ему казаться интересным, пользовался Его Связью лишь до того момента, пока в нем была Жизнь. Та Сила, которая живет во всех нас. Та Сила, которая в Связи с Ним дарует человеку выбор и возможность ставить свои условия. А значит, если Дару больше не был интересен человек, Он ждал, когда его Жизнь уйдет из его тела, чтобы больше не спрашивать разрешения, хочет ли он, чтобы Дар разорвал свою Связь.
Лицо Джессамина омрачилось чересчур сильно.
Воспоминания были такими же живыми, что и сегодняшний сон…
–А значит, если костер доходил до тех, кто был больше не интересен Дару, в самый последний момент, когда человек радовался, что огонь его не возьмет, а кинжал, воткнутый в сердце, не заставит его “заснуть” навсегда, тогда то Жизнь и покидала его тело. И Дар, больше не нуждающийся в разрешении уходил от того, чье существование не вызывало в нем интереса.
–Уходил, бросая на костре?
–Или с воткнутым в сердце кинжалом, – кивнула Джессамина. – Заставляя его не смеяться, как тех, кого Дар покидать не собирался, а выть от самых последний страданий в своей жизни. Потому что боль возвращалась. Возвращался голод, желание пить… А значит, и страх смерти.