Десятый круг ада
Шрифт:
Жили рабочие в бараках, один из которых предназначался для немногочисленных женщин и нескольких семейных. Выдали всем серые спецовки, приказав нашить на спине присвоенные каждому номера, дабы легче было распознавать людей. На долю женщин падала работа на кухне, уборка помещений и территории, стирка белья.
На место прибыли вовремя.
— Приступить к работе! — не давая времени на отдых, приказал Циммерман, и сотники быстро, без суеты развели своих подопечных на отведенные ранее участки. Зазвенели пилы, застучали топоры, с грохотом и треском одна за другой стали рушиться великаны-сосны. Их тут же трелевали и на поляне складывали в штабеля. В чаще леса готовилось место для глубокого котлована под сооружение, большинство
На площадку прибыл Рюдель. С первого взгляда было видно, что он зол и раздражителен. «Чего это он, как зверь? — подумал Циммерман. — Очевидно, от начальства попало…»
Он хотел доложить ему о ходе работ, но Рюдель резко прервал его:
— Эти бездельники все еще копаются с одним пнем. Со вчерашнего дня!
— Здоровый попался, герр подполковник. Корни глубоко в землю ушли, — попытался оправдать рабочих Циммерман. Он ковырнул носком сапога твердую землю, в сердцах добавил: — Ведь камень, а не земля. А у рабочих лопата да топор. И людей мало…
— Людей у меня больше нет и не будет, — отрезал Рюдель.
— Тогда бы трактор или другую машину.
— Все машины на фронте.
Циммерман замолчал, не решаясь больше спрашивать. Как бы не навлечь на себя немилость разгневанного начальника. Сверху его торопят со сроками сдачи объекта, а на стройке работа идет медленно.
— Я недоволен темпами работы русских, — сквозь зубы процедил Рюдель.
— Я заставлю их работать до седьмого пота, но это мало поможет. Без техники нам не обойтись, — произнес Циммерман и осторожно добавил: — Боюсь, как бы не сорвать сроки, установленные фюрером и вами, герр подполковник.
— Сроки срывать нельзя, — Рюдель вплотную подошел к котловану, каменистое дно которого ковыряли лопатами рабочие. При виде грозного начальника лопаты застучали чаще.
— А если… если взрывчаткой? — тихо произнес Рюдель, не глядя на начальника отряда славянских рабочих. Его губы медленно шевелились — должно быть, в уме он подсчитывал, сколько потребуется тола, чтобы убыстрить работу.
— Взрывчатка?! — осторожно переспросил Циммерман. — Тогда… тогда другое дело.
Рюдель вскинул колючие брови:
— Вы умеете обращаться с толом?
— Да! У русских мне приходилось работать с толом при сооружении разных объектов.
Рюдель прищурил глаза, вдумываясь в сказанное Циммерманом. Без сомнения, время на рытье котлована резко сократится.
— Хорошо, взрывчатка будет, — подумав, согласился Рюдель и строго предупредил: — Под вашу личную ответственность!
Циммерман прищелкнул каблуками, вытянулся:
— Не извольте беспокоиться! У меня не пропадет ни один грамм!
Через день грузовая автомашина привезла взрывчатку в тяжелых цинковых коробах. Ее сложили в штабель, накрыли брезентом и сдали под охрану эсэсовцам унтершарфюрера Кампса. Циммерман поручил сотнику Лукашонку неподалеку от стройплощадки соорудить склад для хранения тола. А сам не без радости подумал: «Не надо теперь Центру заботиться о взрывчатке. Вот она, рядом! Как только взять этот тол и где его понадежнее спрятать?»
Каждый короб весил по сто пятьдесят килограммов, и это беспокоило Генриха. Он предполагал заполучить взрывчатку в небольших брикетах, удобных для закладки в стены при сооружении объекта. С такой же махиной, доставленной прямо с завода, не знаешь, как и быть. Надо посоветоваться с Пальчевским; Настя рекомендовала его как специалиста-подрывника.
Вечером, после возвращения спецотряда в казармы, сотники, как обычно, направились в контору на доклад к Циммерману и за получением нового задания. Приемом, осуществляемым в строгом соответствии с номерами сотен, распоряжался Фимка, как тень повсюду следующий за своим господином. Рабочие и охранники настолько привыкли видеть его всегда рядом с начальником спецотряда, что перестали обращать внимание на коротышку-слугу. Циммерман не церемонился с Фимкой и срывал на нем злость. Это вызывало жалость рабочих и даже сочувствие охранников к обиженному природой парню.
Фимка вертелся в прихожей конторы, когда вошли на доклад степенные сотники. У окна за столиком сидели два охранника и играли в шахматы.
— Как сегодня шеф? — поинтересовался Лукашонок, кивнув на плотно закрытую дверь в контору.
— Береги свой чуб, если не хочешь остаться без волос, — съязвил Фимка. Он открыл дверь, пропустил Лукашонка и снова плотно прикрыл ее. До находившихся в прихожей донесся злой голос Циммермана:
— Почему твоя сотня не очистила участок от сучьев?..
— Быть сегодня лысым сотнику-айн! — расхохотался Фимка. — Хорошо, что у сотника-цвай макушка чиста, — подмигнул он насупившемуся Батюку.
Выпалив ругательства и убедившись, что дверь надежно прикрыта, Циммерман расслабленно отвалился на спинку стула.
— Здорово у вас получается! — похвалил Лукашонок, присаживаясь на табуретку. — Я бы так вот не смог…
Генрих тихо засмеялся:
— Боюсь, как бы не переборщить. Ну, какие у тебя новости? — поинтересовался он.
— Да особенно никаких, — вздохнул Лукашонок. — Пуще глаза эсэсовцы берегут забор! Заглянуть бы хоть туда…
Он высказал дерзкий план проникновения во двор бактериологической лаборатории, для чего, по его убеждению, требовалось лишь спилить одну из сосен и случайно повалить ее на забор. Дерево поломает доски, а чтобы его убрать, потребуется войти на запретную территорию. Генрих, к неудовольствию Лукашонка, отверг план как преждевременный и рискованный. За эти несколько минут толком ничего не рассмотришь и не выяснишь, а вот эсэсовцев насторожишь основательно. Лучше терпеливо ждать наиболее благоприятных условий, чтобы действовать наверняка.
Объявив рабочее задание первой сотне на завтра, Циммерман напомнил о Лыковском, работавшем под восемьдесят девятым номером.
— Глаз с него не спускай. Давай самые тяжелые задания. Придирайся к любым мелочам, — наставлял он Лукашонка. — Неплохо бы отодрать его розгами в карцере. В общем, надо сделать так, чтобы шпиону было тошно.
— Да уж постараюсь, — заверил Лукашонок. — Небо с овчинку покажется. И за жинкой его Галя посматривает.
— Кто эта Галя? — спросил Генрих.
— Да так, одна девушка, — смутился Лукашонок. — Наша…
Об истинной роли Циммермана как командира диверсионной группы в целях конспирации знали только Лукашонок, Пальчевский и Фимка. Через первых двух он осуществлял общее руководство партизанами; Фимка являлся его постоянным связным и телохранителем. Остальные члены группы считали Циммермана фашистским прихвостнем и так же, как и все рабочие, ненавидели его. В свою очередь не знал их в лицо и Генрих; они имели дело только со своими командирами.
Выскочил из конторы Лукашонок с взлохмаченными волосами.