Десятый праведник
Шрифт:
— По делу, — признался тот.
Фернан перебросил бутылку в левую руку и протянул правую ладонь:
— Червонец.
И этот туда же, понял, похоже, ценность информации, подумал Николай, сунув руку в карман брюк. Деньги были еще влажные. В какой валюте, цыган не уточнил, поэтому он взял потертую голубую банкноту в десять марок с изображенным на ней парусником и опустил ее на черную мозолистую ладонь. Фернан довольно потерся редкой бороденкой о бумажку, с интересом следя за тем, как остальные деньги возвращаются на свое прежнее место. Когда он прятал денежку в один из многочисленных кармашков пояса, на его лице расцвела белозубая улыбка.
— До того, как начнешь задавать свои вопросы, вот тебе информация от меня
— И?
— Что «и»? Неужели не слышал, что герр Розенхайм скупал любые рубли, какие подвернутся? Хотел поднять на них цену. И теперь она точно взлетит, только этому старому барыге не придется порадоваться. Говорят, сам сгорел вместе со всеми своими бабками.
— А ты откуда знаешь, Фернан? — спросил Николай. — Держу пари, что ты по крайней мере месяц не был в Вельтбурге.
— А чего я там забыл, — усмехнулся смугляк, и вдруг глаза у него стали серьезными и печальными. — А что до того, откуда я знаю, так хочешь не хочешь, а приходится, приятель. Мы, цыгане, должны все знать, это наша защита в проклятом мире. Ладно, спрашивай.
— Слушай, ты часом не встречал тут одну женщину? Хрупкая такая, одета в старый камуфляжный костюм. С рюкзаком и с длинными черными волосами, но прячет их под кепкой. На мальчишку похожа…
— Может, и встречал… — Фернан прищурился и задумался. — Только не здесь. На верхней дороге, на восток шла.
Николай покачал головой.
— Наверное, не она. Та шла в Вельтбург.
— Да она, приятель, как не она, — возразил цыган с видом оскорбленного достоинства. — Одежда у нее была влажная, как твоя, потому что оба вы проходили… ладно, не скажу, хотя не думай, что никто не знает, где у вас был канал с Диком Гароу.
— Хорошо, пусть она, — перебил его Николай Бенев. — И что она забыла на востоке?
— Не что забыла, а от чего бежит. Честно скажу, понятия не имею. Но попомни мои слова: тут какая-то заварушка затевается, причем очень скоро. Нутром чую, вот этим вот пузом, и если бы что за мной водилось, только бы меня здесь и видели. Не спрашиваю, не водится ли за тобой что. Если да, садись, прикончим бутылку. Но если есть какой грешок — сматывайся. И не ходи наверх.
— Почему?
Фернан ответил не сразу. Глотнул кальвадоса, вытер рот рукой и привалился спиной к стене.
— Повторяю: не знаю я. Чувствую, и все тут. Если соврал, верну деньги, коли увидимся. Слушай, что я тебе говорю, и иди на пристань. Может, успеешь еще.
Николай вскочил. Он впервые слышал, чтобы Фернан говорил настолько туманно, и это лишь усиливало его тревогу. Гвалт на рынке, похоже, таил в себе какую-то тревогу, что-то скрытное и угрожающее. Он посмотрел на верхушку склона и заметил то, на что прежде не обращал внимания. Ни одной телеги не спускалось и не поднималось. Еще рано, попытался он успокоить сам себя, но знал, что дело не в этом. Было далеко за полдень, обычно в это время многие купцы и покупатели уже возвращались домой. Что их задержало? Переодетые полицейские агенты? К черту, их должно быть слишком много, чтобы провести такую операцию незаметно. И еще — если они действительно решили задерживать повозки, значит, облава началась.
Фернан смотрел на него равнодушно и загадочно своими черными цыганскими глазами. Николай махнул ему рукой и заспешил на главную улицу деревни. Ему не нравилось это тесное пространство, огороженное домами и дворами, у него было такое чувство, что он сам суется в волчью пасть. Он предпочел бы горы, там он был в своей стихии, но если Фернан был прав, лес кишел полицейскими. Лучше вперед, на пристань. Туда шли многие, такие же, как он, с рюкзаками, сумками и мешками, с тележками на колесиках и с ишаками. Множество мелких торговцев из Вельтбурга приходили на рынок за дешевым товаром. Среди них несложно затеряться. И все же… почему деревня казалась ему более оживленной, чем обычно?
«Что тут происходит? — со злостью подумал он. — Чтоб вам пусто было, и что вы меня по пятам преследуете, что вам от меня надо? Словно сговорились жизнь мне отравить. Только не говорите, что из-за спичек, не поверю. С таким же успехом могли бы растрясти свои задницы из-за ворованных Фернаном лошадей. Бизнес есть бизнес, это даже Аренс понимает и закрывает на это глаза. Ну а из-за чего же тогда? Ладно бы наша пиратская акция произошла по эту сторону границы, тогда еще можно понять, но какому сумасшедшему придет в голову гоняться за мной на своей территории?»
За очередным поворотом улочки блеснула вода — близко пристань. Николай не выдержал и рванул вперед, смешиваясь с толпой. У деревянных причалов качались привязанные лодки, несколько старых спортивных яхт с облезлой краской и огромный плот из сосновых бревен с обвисшим серым парусом. И ни на одном из неподвижно стоящих плавательных средств не было ни души, хотя пристань кишела людьми.
Он почти физически почувствовал, как захлопываются челюсти какого-то чудовищного капкана. Надо бежать! Бежать любой ценой, если есть еще время! Что сказал Фернан? На восток… Да, на восток, куда свернула Джейн. Не вдоль берега, там, вероятно, стоят посты. Через деревню, по боковым улочкам, может быть, даже дворами.
Сопротивляясь встречному потоку, он побежал назад против встречной толпы, которая не только не уменьшалась, а росла как на дрожжах. В какой-то момент впереди образовался проход, и Николай понял почему — улицу перегородили два ряда мужчин, вооруженных карабинами. Облава!
Внезапно гвалт стих, словно отрезанный ножом, и над толпой пронесся вздох изумления. Как по команде, головы повернулись налево, туда, где лесистый склон переходил в озеро, и сейчас из-за него выплывала огромная тупая морда. «Вельтгершер», узнал Николай, гордость Аренса, символ военной мощи и превосходства в воздухе. Таким дирижаблем не могло похвастаться ни одно из соседних мини-государств. Он летел совсем низко, всего в десятке метров над водой, оставляя полоски голубоватых струек дыма от каждого из четырех паровых двигателей. По сравнению с колоссально длинным вытянутым телом полицейского дирижабля тот, что сбил Баска, казался просто пигмеем. Нижняя половина корпуса махины была покрашена в небесно-голубой цвет, а выше была травянисто-зеленой с бесформенными коричневыми пятнами. Водное зеркало под ним покрылось рябью от работающего винта. Темный овал тени пробежал по озеру и упал на очумевший народ, стоящий на пристани. Два винта сбавили обороты, и машина неподвижно зависла.
В середине толпы образовался большой пустой круг. Из двери гондолы вниз полетела веревочная лестница, и по ней один за другим начали спускаться солдаты с полной боевой выкладкой.
Николай слегка пошевелил плечами. Ремешки рюкзака поползли вниз. Он спустил их до локтей и собрался было освободиться от опасного груза, когда что-то твердое уперлось ему в ребра.
— Поправь рюкзак, недоносок, — прошипел ему на ухо хрипловатый голос. — Живей и без фокусов, если тебе дорога твоя шкура!
«Да здесь кишит этими, — в отчаянии подумал Николай, неохотно поправляя ремни рюкзака. — Вот и мне пришел конец, как когда-то Дику, Баске, Бешеному Бернару и Папе Карло… И самое обидное — уйти, так до конца и не поняв, к чему это все, в какое дерьмо я умудрился вляпаться… Кому понадобился, porca miseria? [15] Кому? И зачем?
15
Мать твою (итал.).