Детектив Франции. Выпуск 8
Шрифт:
— А как дела у тетушки Лили?
— Все хорошо. Послушай, здесь так холодно, а ты стоишь на сквозняке. Ложись–ка поскорее спать.
— О! Ну что ты, дядя Филипп. Стоит такая чудесная погода. Сна ни в одном глазу. Вот, думаю, не прогуляться ли мне по саду. Ведь ночью розы пахнут сильнее…
Гастон ждал, что его непременно хватит удар. Он поискал глазами, чем бы разрядиться, увидел сигару, яростно откусил солидный кусок и закурил. Только бы Филипп поскорее отделался от малышки! Ну скорее же! Однако Филипп поддался
— Так ты, значит, сдаешь экзамен по философии в июле?
— Да. Во всяком случае, попытаюсь… О! Все будет в порядке. Я сейчас в очень хорошей форме. Поздновато, однако, ты пришел к папе.
— Да, целый день болтался туда–сюда.
Гастон смотрел на вытянувшийся на кровати труп и вдруг почувствовал себя безвольной игрушкой в каком–то зловещем фарсе: пальцы трупа внезапно зашевелились, а сам он сдавленно застонал.
Труп не умер.
Полный непосредственности разговор дяди с племянницей наконец завершился. Эвелин, сходив на кухню, вернулась к себе. Гастон и Филипп переглядывались, стоя перед кроватью, на которой постанывал труп.
— А ты разве не послушал, бьется ли у него сердце? — спросил Филипп.
— До того ли мне было. Да и выглядел он совсем бездыханным…
— Ладно. Нельзя больше терять ни минуты. Его надо прикончить и вывезти отсюда.
— Ты с ума сошел! Сначала уберем его из дома, а завтра уж пришлепнем. В саду, на вилле в Сюси.
— Ну как знаешь.
И опять Филипп пошел на рекогносцировку в коридор, но тут же ворвался обратно в спальню и не переводя дыхания выпалил:
Франсуаза!
Та постучала и, не дожидаясь ответа, вошла. Мужчины едва успели броситься к кровати и загородить своими телами жертву. Франсуаза пришла с подносом и поставила его на ночной столик.
— А я успела приготовить вам кофе. Вдруг заговоритесь… Принесла и коньяк. А теперь ухожу.
И с чувством исполненного хозяйкой дома долга она спокойно вышла. Напротив, отягощенные убийством души Филиппа и Гастона в который уже раз восстали против такого невезения, когда каждые две минуты что–то мешало им завершить дело.
Но раз уж принесли кофе, они выпили по чашечке, сопроводив его для лучшего усвоения одной–двумя рюмками коньяку. Затем Филипп обобщил их настроение:
— Мы по уши в дерьме.
Измученный Гастон даже не отреагировал на столь грубые слова Филиппа. Ему казалось, что он так и не сумеет удалить из своей комнаты этот неумерший труп, и это обескураживало его. Он тяжело вздохнул и сказал:
— И все же до утра его надо вынести из дома. Сделаем так. Я иду в коридор, открываю тот самый бретонский сундук и делаю тебе знак. Ты же на полной скорости, с трупом на спине, выскакиваешь из спальни и сбрасываешь его в сундук. Это будет первый этап операции. А там уж, у лестницы, все будет проще. Готов?
— Вполне. Только помоги мне взвалить
Труп слабо сопротивлялся, непрерывно хрипя. Филипп получше пристроил его на загривке, как это делают угольщики со своими мешками, и подошел к двери. Гастон вышел, открыл сундук и прошипел:
— Пес!..
Один, два, три, шесть шагов — и труп шлепнулся в сундук, крышка которого тут же захлопнулась. Оба с облегчением переглянулись. Открылась дверь Фредди, и молодой человек возмущенно запротестовал:
— Ну что за дикость! Надо же так грохнуть! Не дают спокойно поработать. Да это никак дядя Фил! Привет, как поживаешь?
— Фредди, сейчас же вернись в свою комнату, — приказал Гастон, но, поскольку произнесено это было шепотом, угрожающего оттенка его слова не обрели. Фредди тем не менее, пожав плечами, закрыл за собой дверь.
Извлеченное из временного саркофага тело положили поперек перил лестницы, и оно благополучно скатилось вниз. Холл преодолели медленно, но уверенно. Труп, получив порцию свежего воздуха, опять зашевелился, издав какое–то нечленораздельное мычание.
— Где пистолет? — спросил Филипп.
— В столовой, на столе.
Филипп вернулся очень быстро и тут же направил оружие на пребывавшую в коме жертву.
— Не здесь! — забеспокоился Гастон. — Переполошится вся округа.
— Ну, знаешь, после того тарарама, что тут происходил в последний час, едва ли кого разбудишь. Впрочем…
Филипп спрятал пистолет в карман, и двое мужчин дотащили третьего до приоткрытой железной калитки. Филипп побежал за машиной и остановил её с потушенными огнями прямо напротив входа. В мгновение ока тело забросили внутрь. Хлопнули дверцы. Филипп зажег верхний свет и достал пистолет.
— Куда стрелять: в голову или в сердце?
— Лучше в сердце, не будет крови.
Раздался выстрел, машину заполняли запахи пороха и кордита. Кашляя и вытирая слезившиеся глаза, оба вышли на свежий воздух. Филипп вернул пистолет Гастону, который положил его в карман домашнего халата. В эту минуту из темноты вынырнули двое полицейских на велосипедах, совершавших объезд своего участка. Они остановились возле «симки» Филиппа, и тот, что был повыше ростом, спросил:
— Так это вы стреляли?
И он направил на них луч электрического фонарика.
— Мы? Нет. А разве был выстрел? Ты слышал, чтобы кто–то стрелял?
— Нет, какой ещё выстрел?
— Ах! — воскликнул Гастон, стукнув себя по лбу. — Я, кажется, понял, в чем дело! Это же был выхлоп твоей машины!
— И правда, совсем перестал соображать!
— Правильно! Это все глушитель!
Молчавший до сих пор второй полицейский заметил:
— Это мог быть как выстрел, так и выхлоп.
Раздраженный тем, что у него перехватывали лидерство, первый, более рослый полицейский снова вступил в разговор: