Дети Атлантиды
Шрифт:
Он вошел в кухню. Миссис Уиклоу наверняка ушла. Часы показывали пять минут восьмого.
Отец был в холле.
— Где Ферн? — спросил Робин. В его голосе не было страха и неуверенности, только пугающая пустота и приглушенная взволнованность.
— Папочка, она ушла, — ответил Уилл. — Как Джеивьер. Просто ушла.
Ушла…
Глава девятая
Она уже очень давно взбиралась по лестнице.
Она не помнила, как оказалась у основания лестницы, как попала сюда, только бесконечно долго шагала по ступеням вверх. Ноги ее не устали. Лестница была очень неустойчивой, временами она начинала пошатываться вправо-влево, временами свертывалась в спираль, крошечный прямоугольник света был все так же далеко вверху, он никак не увеличивался, и она понимала, что ей необходимо приблизиться к нему. Со всех сторон ее окружали стены. Где-то в них появлялись туманные отверстия, где-то возникали полуразрушенные колонны или еле видные проходы в никуда, арки, открывающие вид в неизвестность, где-то виднелась паутина резного камня,
В Прошлое.
Она стояла на горе над городом. Ей были видны иирокиеулицы, разбегающиеся от склона, как лучи звезд. Их пересекали другие улицы: и широкие, и не — и все это образовывало беспорядочную мозаику из крыш, стен и мостовых, протянувшуюся так далеко к горизонту, как только мог проследить глаз. Далеко у горизонта можно было различить янтарь полей, темное пламя леса, тонкие линии рек, но она не воспринимала детали. Главные улицы были опутаны мелкими улочками и переулками, как усики вьющегося винограда обвивают лозу. Некоторые дома выступали из этого лабиринта, у них были портики и колоннады, где-то возникали башни, купола, скверы и садики, парки и фонтаны. Склон горы был обращен к западу, и город был залит солнечным светом. Этот золотой город возник в воображении Человека тогда, когда Эверест был всего лишь песчаной дюной, а Стоунхендж — кучкой гальки на берегу. Город, который уже был древним, когда все остальное было еще очень юным. Она смотрела на все это с изумлением, ибо даже в мечтах и во снах ей никогда не виделось такое место. «Это Атлантида, — говорила она себе. — Я в Атлантиде». У нее мелькнуло видение другого города: серые ущелья улиц, геометрия башен и стен из стекла и стали, узкие дороги, и среди чудовищных зданий выхлопы ядовитых газов и бешеное вращение колес. Она отогнала это ужасное видение, созданное собственным воображением. Как будто что-то проскользнуло в ее мозг, и образ сам пробрался в ее мысли. Она почувствовала слабость, и это напугало ее. Она пыталась сосредоточиться, но голова кружилась и казалась наполненной туманом, который скрывал в ее сознании то, чему здесь было не место. Вспышки памяти возникали и гасли, как будто картина перед ней была то в фокусе, то размыта. Ей нужно было собраться с силами, чтобы четко понять, где же она находится.
Гора была давно потухшим вулканом, который стоял на южной оконечности острова. Со стороны моря застывшая лава была изъедена злобными приливами, которые прорыли в ней глубокие туннели, перекрытые волнистыми каменными арками. Внутри древнего кратера образовался залив, защищенный от всех штормов. Атланты окружили его верфями, молами и пристанями, где стояли корабли разных видов: рыбацкие суда, прогулочные кораблики, большие морские корабли, триремы, куинкиремы, корабли работорговцев и торговые барки. У стен, окружающих порт, расположились рынки, таверны и склады, обвешанные сетями, бухтами веревок, якорями и гарпунами. Туннель, шедший на север, вел к главным воротам города, которые должны были быть закрыты от нежелательного проникновения. Но она не пошла по этой дороге. Она как-то обнаружила потайную лестницу, которая была узкой, тесной и крутой, проходила сквозь гору и приводила к выходу, давно забытому местными жителями. Здесь склон горы был усеян террасами и домами с колоннами, которые смотрели вниз на город. Внизу слева она увидела огромный купол, она знала, что это купол храма. На его золоте сверкая играли последние лучи солнца. У атлантов не было оборонительных укреплений, как в Джине, где были построены деревянные стены, или в Скайре с ее каменными стенами. Атланты считали себя первым бастионом цивилизации в окружающем их примитивном мире. Уверенные в своем могуществе и в силе своего Дара, они не боялись ни захватчиков, ни пиратов. Еще несколько минут простояла она в ошеломлении, глядя на роскошь города, находящегося внизу. Чего она хочет здесь добиться, одинокая и беспомощная чужестранка, прибывшая издалека, чтобы разрешить Задачу, которая никогда не может быть решена?
Внезапно она поняла, что ужасно устала. Возможно из-за этого она чувствовала себя так странно, так неуверенно. Она помнила, что прибыла сюда на большом торговом судне из Скайры, с которого увидела круглый залив, и какой надежной ей показалась земля после долгого морского путешествия. Это случилось не больше двух часов тому назад, однако все образы отодвинулись куда-то далеко, как неуловимо нереальные картинки в книге сказок. Она уже не помнила, как карабкалась по лестнице. Теперь что-то в ней переменилось, возникла другая память, другие мысли, они пробрались в ее сознание, спрятались в тайных уголках, ожидая подходящего момента, чтобы выбраться наружу. Она остро чувствовала их там, их чужеродное, потенциально опасное присутствие. Город — вернулось пугающее видение, но теперь она видела мостовые, заполненные спешащими фигурами, испарения после дождя и маленькие носилки, красные, синие и черные, полосатые и цветастые, как мотыльки, танцующие в толпе. Облака
Она стала спускаться по склонам горы. Внезапно спуск перешел в широкую дорогу, огибавшую вулкан, на котором рабы счищали упавшие с горы камешки. Спины рабов были испещрены шрамами, на их шеях были тяжелые железные воротники. Ферн пересекла дорогу и ступила в улицу, ведущую прямо к храму.
Она так устала, что не могла поднять глаз от мостовой, и, когда ее остановили, она пошатнулась. Люди уставились на ее варварское одеяние, на ее бледную кожу, на вшей в волосах, которых она подцепила в Скайре. (Ей повезло, что это были всего лишь вши; говорили, что в Скайре можно подхватить любую болезнь.)
Она остановилась у винной лавки, чтобы узнать, где найти гостиницу. Ее произношение выдавало, что она с севера. Человек в лавке ответил, что надо два раза повернуть налево. Она была уверена, что заблудится, но через секунду обнаружила, что стоит у арки со знакомой связкой лавровых веток, что всюду в империи означало: «Добро пожаловать, путешественник». Она вошла, и женщина показала ей комнату наверху и настояла на том, чтобы приготовить ей постель.
— Я не хочу есть, спасибо, — пробормотала она, — потом… — Она свернулась клубочком и немедленно уснула.
Через несколько часов Ферн проснулась, не понимая, где она и, что показалось еще страшнее, кто она. Она думала, что окно должно быть высоким прямоугольником, сквозь которое через занавески льется серый свет, но поняла, что это чепуха. В каюте ее матери не было ни окна, ни занавесок — только свет от затухающего огня. Она должна была быть в море, под тентом, на местах, которые пассажиры оплачивали, она должна была рассматривать мерцающие звезды, видные между взвивающимися от ветра полотнищами палатки. Но пол под ее кроватью был прочным, неподвижным, и только несколько лучиков лунного света проникали сквозь ставни, закрывающие двойную арку окна. «Я в Атлантиде», — напомнила она себе, собирая по крупинкам свой образ. Атлантида. То, что она это поняла, повергло ее в панику. Она уселась на кровати, вслушиваясь в звуки ночного города, в громыханье колес, стук копыт но мостовой, крики, шаги, тишину. Чего-то не хватало: звуков толпы, напоминающих жужжание пчел вокруг улья, постоянного шума, который ассоциируется со словом город в глубинах ее сознания, — но она не могла вспомнить, что это такое. Она снова легла и медленно погрузилась в сон.
Она долго спала, и когда проснулась, все еще чувствовала себя оглушенной сном и с трудом добралась до окна, чтобы открыть ставни. Солнце стояло высоко, было жарко. Она налила из высокого кувшина воды в керамическую раковину и умылась. Затем оделась, испытывая при этом желание надеть более подходящую одежду. Ее облегающие брюки были хороши для лазанья по горам. В Скайре она сменила ботинки на сандалии, а старую кожанку на рубашку, но все равно ей было жарко. Ее кошелек был привязан к поясу под рубашкой, она надеялась, что у нее достаточно денег.
— Ты не будешь нуждаться в деньгах, если справишься с Задачей, — сказал ей Хермит, но при этом его взгляд был устремлен на звезды, а в жизни он никогда не отличался практичностью. Человек, посланный с ней, чтобы охранять ее и быть ее проводником, вез небольшой мешок, полный монет, но и он и мешок упали за борт во время шторма на море. А сейчас она даже не могла вспомнить имени этого человека.
— Ты избрана, — объявил ей Хермит перед всей деревней. Лицо его было иссушено возрастом, но глаза сияли ярче, чем солнечные лучи. — Это написано на небесах, это прошептал ветер. Я долго следил и прислушивался, но теперь послание понятно. Тебе нужны только храбрость и честное сердце. Если тебе понадобится помощь — ты ее найдешь. Ты названа Судьбой, а она не делает ошибочного выбора.
Как бы то ни было, за гостиницу надо заплатить, и даже Судьба нуждается в некоторой поддержке. Старейшины деревни собрали свои драгоценности и продали их в Джине, чтобы снабдить ее деньгами. Один или двое сделали это с большой неохотой, они были невысокого мнения о Судьбе и совсем не признавали сумасшедшего старика, жившего на горе и слушавшего голоса, которых никто больше не слышал. Но…
— Деревне оказана честь… — сказал Старший — и все тут.
Во дворе, под деревом, усыпанным цветами, стоял стол для завтрака. Гостиница была не очень большой и не шикарной, но играл струями фонтан, а неподалеку плескались в бассейне несколько постояльцев. Ей хотелось бы присоединиться к ним, но у нее дома, на севере, климат и обычаи запрещали обнажаться при людях. Она вдохнула аромат цветов, смешавшийся с запахом вкусного печенья. В путешествии ей приходилось ощущать другие ароматы. Джина воняла запахами многочисленных людей, живших в ужасной тесноте, а в Скайре, когда шел дождь, по улицам неслись потоки нечистот, но капитан корабля рассказывал ей, что атланты изобрели дренажную систему, отчего дороги у них чистые, а воздух свежий. Странно, что она не почувствовала этой свежести ночью. Но она так устала, устала до изнеможения и до сих пор не понимала почему. Солнечные часы сказали ей, что время уже перевалило за полдень. Слишком поздно для завтрака. Она взяла хлеб, сыр и оливки, как если бы это был уже ланч, и уселась за стол, впитывая в себя спокойствие дворика и странности окружающего ее мира. Струя фонтана сливалась в чашу, которая никогда не переполнялась, тень от деревьев кружевом распласталась на земле. Откуда-то из города раздались звуки гонга и дробь барабана. Звуки были такими глубокими, что, казалось, возникли из недр земли.